Описания морских путешествий не похожи на рассказы о странствиях по сухопутью. Плавание в океане нельзя по желанию прервать, расположиться бивуаком на отдых, познакомиться ближе с окрестностями. Плавание продолжается, пока не появится берег, не будет достигнута снова земля. До этой поры человека — исконного обитателя суши — окружает зыбкая и изменчивая морская стихия. И единственное место обитания его среди этой стихии — корабль.

Сквозь века и тысячелетия пронесла литература о плаваниях образ парусного корабля. Имена кораблей по праву записаны в истории географического познания Земли рядом с именами их водителей — открывателей неведомых побережий. Для мореплавателя с кораблем связано главное в жизни, в повседневном труде. В борьбе с бурей на море его судьба и судьба корабля нераздельны.

И естественно, что торжественная церемония издавна сопровождает первый спуск корабля на воду, присвоение ему имени, которое он будет отныне носить. Вспомним один из бесчисленных эпизодов, появление одного из имен. Молодая женщина разбивает о борт корабля бутылку с шампанским. Ее муж уйдет в плавание по необычной дороге: кораблю предстоит вмерзнуть в тяжелые льды и с ними отправиться в дрейф сквозь Арктический бассейн, может быть, вплоть до самого полюса. А сейчас ей дано высокое право выбрать имя этому кораблю. «Фрам» будет твое имя, говорит взволнованно женщина. «Фрам» означает «вперед». Отныне этому имени суждено обрести бессмертие. «Фрам» и Нансен, «Фрам» и Амундсен — сколько ярких страниц истории открытия Земли, сколько воспоминаний, ассоциаций связано с этим коротким именем «Фрам», с кораблем, последний почетный причал которого находится ныне в норвежской столице, в музее.

Много плаваний длительных, трудных, опасных совершили моряки в разных океанах Земли. С давних пор возбуждают фантазию поэтов и привлекают внимание ученых описания плаваний вокруг света, о которых будет рассказано в этой главе. Вспомним здесь о поистине безбрежной литературе, посвященной описаниям кругосветных путешествий, и выберем из нее для примера несколько книг. Пожалуй, какую бы из них мы ни выбрали, уже в самом заглавии ее, на титульном листе, рядом с именем мореплавателя найдем имя его корабля. Капитан Джемс Кук — «Плавание на «Индевре»; «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света... совершенные на шлюпах «Восток» и «Мирный» под начальством капитана Беллинсгаузена, командира шлюпа «Восток». Шлюпом «Мирный» начальствовал лейтенант Лазарев»; «Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе «Камчатка»... флота капитаном Головниным»; Чарлз Дарвин — «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль»; адмирал С. О. Макаров — «Витязь» и Тихий океан»... Многие десятки, сотни названий, и везде два имени рядом: мореплаватель и корабль. Ведь корабль не просто плавучее жилище, временное пристанище на море — у корабля и мореплавателя общее дело, один и тот же путь.

Лишь в одном описании знаменитого кругосветного плавания о корабле было сказано незаслуженно мало, может быть, потому, что написал об испытанном человек любознательный, смелый, но в морском деле в общем-то мало сведущий. Человека этого звали Антонио Пигафетта. А рассказ его — самый важный, наиболее подробный из числа документов, по которым воссоздают историки бурные и трагические события экспедиции Магеллана. Записки Антонио Пигафетты — памятник первого кругосветного плавания. Вспомним здесь, о чем сказано в этих старинных записках, которые стали бессмертными, и добавим немного о том, что в них отсутствует, — о славной судьбе корабля.

Смелый замысел Магеллана состоял в том, чтобы обогнуть с юга Америку и найти морской путь на западе к богатым землям Востока. Разумеется, что при этом имелись в виду и добыча золота и других драгоценностей, и проникновение к островам Пряностей.

Очень многим знаком ныне и облик самого Магеллана. О первом кругосветном мореплавателе писали в разное время, на разных языках. В нашей стране интересные книги о нем создали в 1940 году К. И. Кунин, а в 1956 году — Я. М. Свет. Но конечно, чаще всего представляется образ Магеллана по С. Цвейгу. Талант Цвейга заставляет нас верить в достоверность, подлинность образа. Он не мог быть иным, этот суровый португальский моряк, человек одной цели, жесткий, неукротимый, безжалостный к любому, кто осмелится препятствовать ему в свершении замысла. Этот человек четырежды огибал мыс Доброй Надежды, трижды был ранен, после ранения остался хромым. В поношенной одежде, прихрамывая, он входит во дворец португальского короля, добивается приема, излагает свой замысел, выношенный годами, и, как водится, получает отказ. Но ничто не заставит его отступить: если не Португалия, не Лиссабон, пусть станет началом пути Испания. В Севилье, в «Индийском совете», ведающим всеми заморскими владениями испанской короны, он снова излагает свой план и получает начальство над эскадрой из пяти кораблей.

Магеллан Стефана Цвейга в общем сходен с тем Магелланом, о котором узнаем на страницах записок Антонио Пигафетты. Познакомимся несколько ближе с автором этих записок. Впрочем, это знакомство будет не очень близким: о Пигафетте ныне известно немногое. Главное, что мы знаем, состоит в том, что это был не моряк, а любознательный патриций, рыцарь родосского ордена. Уроженец итальянского города Виченцы, он прибыл в Испанию в свите Франческо Кьериканти — посла римского папы к испанскому королю. Ему было тогда около тридцати лет. Будучи при дворе, он услышал о снаряжающейся экспедиции Магеллана. О том, что произошло далее, расскажем словами его письма, написанного вскоре после возвращения из экспедиции: «...узнав до того из многих книг... а также из рассказов разных особ... о великих и удивительных явлениях на Море-Океане, я решил, пользуясь благоволением его кесаревского величества, а также и вышеупомянутого господина моего, испытать сам и повидать все это собственными глазами, дабы в некоторой мере удовлетворить свою любознательность, равно как и для того, чтобы снискать себе некую славу в далеком потомстве»1.

Всего этого он достиг — и удовлетворения своей любознательности, и посмертной славы, столь большой, что вряд ли могло ему и представиться.

В экспедицию Пигафетту приняли сверхштатным участником. С этим не слишком определенным званием «сверхштатного», не связанным с какими-либо обязанностями, он был зачислен в состав экипажа флагманского корабля «Тринидад».

 

 

20 сентября 1519 года флотилия Магеллана выходит из гавани Сан-Лукар де Баррамеда. В составе флотилии пять кораблей: «Тринидад», «Сан-Антонио», «Консепсьон», «Виктория» и «Сантьяго». На борту их уходят в плавание двести шестьдесят пять человек. 7 сентября 1522 года, три года спустя, в эту же гавань вошел единственный уцелевший корабль «Виктория», на нем двадцать два человека, изможденных, подобных скелетам, обтянутым кожей, — восемнадцать из числа тех, кто отправился в путь с Магелланом, и четверо островитян с Молуккских островов. Магеллана нет на «Виктории», он погиб, как и многие другие, в пути. Кораблем командует Хуан-Себастьян де Эль-Кано.

Три года плавания — беспримерного, изнурительного, исполненного трагических происшествий. И все это время изо дня в день Антонио Пигафетта ведет свой дневник. Судьба этого дневника тоже была по-своему драматичной. Известие о нем находим в сообщении Пигафетты, согласно которому дневник был вручен испанскому королю. «Покинув Севилью, я направился в Вальядолид, где преподнес его священному величеству дону Карлу не золото и не серебро, а предметы, гораздо более ценимые столь могущественным государем. Между прочими предметами я дал ему книгу, собственноручно мною написанную и содержащую описание всего того, что происходило изо дня в день на всем протяжении нашего плавания»2.

Можно только гадать, куда задевал король дневник Пигафетты. Во всяком случае до потомков этот дневник не дошел, бесследно исчез. Зато уцелело другое произведение, написанное  Пигафеттой вскоре после возвращения из экспедиции. Летописец великого плавания обосновался в Италии и составил там краткое описание виденного и испытанного во время трехлетнего путешествия.

Он преподнес это описание магистру родосского ордена, написав во вступительном обращении к нему помимо прочего такие строки: «...в сей маленькой книжке, мною написанной, я преподношу вам описание всех моих бдений, трудностей и странствований...» Вот этой «маленькой книжке» и было суждено стать бессмертным памятником первого кругосветного плавания. Этой книжкой открывается новый в сущности жанр в литературе морских путешествий. Ныне книги, принадлежащие к этому жанру — описания плаваний вокруг света, — пользуются широкой известностью. В этой книжке многое принадлежит своему времени, эпохе конкисты. Пигафетта бесхитростно повествует о традиционных для этой эпохи сюжетах. Золото, пряности, приведение язычников в католичество и в подданство испанской короне, вооруженные стычки, снова поиски пряностей — все это, конечно, найдем на страницах его описания. Найдем и другое: интриги, заговор, бунт капитанов трех кораблей, жестоко подавленный Магелланом. Об этих событиях говорится немногословно, но ясно, с непосредственностью, свойственной странствующему рыцарю времен конкисты.

«В этой бухте, названной нами бухтой св. Юлиана, мы пробыли около пяти месяцев. Тут имело место немало происшествий... Расскажу, что, как только мы вошли в бухту, капитаны остальных кораблей замыслили измену с целью убийства капитан-генерала, [т. е. Магеллана]. Заговорщиками были: смотритель флота Хуан де Картахена, казначей Луис де Мендоса, счетовод Антонио де Кока и Гаспар де Кесада. Заговор был раскрыт, и смотритель был четвертован, а казначей умер от ударов кинжала. Спустя несколько дней после этого Гаспар де Кесада вместе с одним священнослужителем был изгнан в Патагонию»3.

Можно полагать, что Пигафетта недолюбливал Эль-Кано, принявшего участие в мятеже, приговоренного Магелланом в числе еще сорока мятежников к смертной казни и избежавшего ее лишь потому, что столько людей нельзя было казнить: не хватило бы экипажа для продолжения плавания. Во всяком случае на страницах своего описания Пигафетта попросту не упоминает об этом человеке, который благополучно привел «Викторию» к испанскому берегу.

Подлинным правом на славу, на благодарность потомства обладает, по его мнению, Магеллан, погибший случайным образом на Филиппинских островах в вооруженной стычке с жителями островка Мактан. Вот что пишет о нем Пигафетта: «Слава о столь благородном капитане не изгладится из памяти в наши дни. В числе других добродетелей он отличался такой стойкостью в величайших превратностях, какой никто никогда не обладал. Он переносил голод лучше, чем все другие, безошибочнее, чем кто бы то ни было в мире, он умел разбираться в навигационных картах. И то, что это так и есть на самом деле, очевидно для всех, ибо никто другой не владел таким даром и такой вдумчивостью при исследовании того, как должно совершать кругосветное плавание, каковое он почти и совершил»4.

В этих строках, в энергичных словах — «и то, что это так и есть на самом деле, очевидно для всех» — содержится, видимо, и определенная полемическая направленность. Ведь это вовсе не было очевидным для королевских чиновников. Так не отзывался о Магеллане и его преемник Эль-Кано, которому достались слава и почести и в герб которого были по королевскому повелению вписаны слова, начертанные на фоне земного шара: «Ты первый объехал вокруг меня». Художественный образ Магеллана в произведении Цвейга, характеристика личности великого мореплавателя в трудах по истории географических открытий — все это было бы во многом иным, если бы не было свидетельств Антонио Пигафетты.

Но книга его не только ценный исторический документ своего времени и не только важный источник для биографа Магеллана. В ней содержится большее. Любознательный рыцарь, который отправился в странствие для того, чтобы узнать о великих и удивительных явлениях на «Море-Океане», сохранил в описании то, что близко его далеким потомкам. Он сумел передать дух дерзания, борьбы с океанской стихией, атмосферу безмерного напряжения сил — то, что делает первое кругосветное плавание большим человеческим подвигом.

«В среду, 28 ноября 1520 г., мы выбрались из этого пролива и погрузились в просторы Тихого моря» — такими словами начинается рассказ Пигафетты о плавании по великому океану Земли, получившему от участников экспедиции имя Тихого моря.

«В продолжение трех месяцев и двадцати дней мы были совершенно лишены свежей пищи. Мы питались сухарями, но то уже были не сухари, а сухарная пыль, смешанная с червями, которые сожрали самые лучшие сухари... Мы пили желтую воду, которая гнила уже много дней. Мы ели также воловью кожу, покрывающую грот-грей, чтобы ванты не перетирались; от действия солнца, дождей и ветра она сделалась неимоверно твердой. Мы замачивали ее в морской воде в продолжение четырех-пяти дней, после чего клали на несколько минут на горячие уголья и съедали ее. Мы часто питались древесными опилками...»

«Однако хуже всех этих бед была вот какая. У некоторых из экипажа верхние и нижние десны распухли до такой степени, что они не в состоянии были принимать какую бы то ни было пищу, вследствие чего и умерли...»

«За эти три месяца и двадцать дней мы прошли четыре тысячи лиг, не останавливаясь, по этому Тихому морю».

«Я глубоко уверен, что путешествие, подобное этому, вряд ли может быть предпринято когда-либо в будущем»5.

Подвиг участников первого кругосветного плавания памятен в истории географического познания Земли. В обширной литературе, посвященной этому плаванию, преимущественное внимание, естественно, уделяется его наиболее видным деятелям — Магеллану и Эль-Кано. О Пигафетте и его скромной роли «сверхштатного» участника экспедиции вспоминают обычно тогда, когда надо привести какое-либо сообщение, какой-нибудь факт из составленного им описания. Но признательность и уважение к этому человеку единодушны. Было вовсе непросто, испытывая голод, болезни, опасности, вести по собственному почину систематические записи дневника, изо дня в день и из года в год отмечать в нем все то, что достойно внимания современников и потомства. Написание этого дневника также было не обычной работой, а подвигом.

Возвращаясь к тому, о чем было сказано ранее, — об отсутствии у Пигафетты сколь-либо подробных сведений о кораблях экспедиции, приведем известные преимущественно уже из других документов сведения о «Виктории» — единственном из пяти кораблей, которому довелось обойти вокруг света.

Это была каравелла сравнительно небольшая, водоизмещением в восемьдесят пять тонн. Для сравнения напомним водоизмещение других кораблей экспедиции: «Сан Антонио» — 120 тонн; «Тринидад» — 110 тонн; «Консепсьон» — 90 тонн; лишь один корабль — «Сантьяго» (75 тонн) — был несколько меньше «Виктории».

Строилась каравелла в 1515 году в Испании, в Стране басков, из которой был родом Эль-Кано. Городок Сараус, где она была спущена в воду, расположен вблизи Гетарии — родного города мореплавателя, обессмертившего плаванием на «Виктории» свое имя. Впрочем, это совпадение не столь удивительно. Оба города издавна были родиной кораблестроителей и моряков.

О плаваниях корабля до того, как вошел он в состав флотилии Магеллана, каких-либо сведений не сохранилось. Известно лишь, что он был приобретен в андалузском порту Кадисе, куда прибыл из другого порта — Лекейтьо.

«Виктория» возникает перед нами впервые накануне ее выхода в путь, в не пройденную еще никем морскую дорогу. Заботливо снаряженная на королевской верфи в Севилье, окрашенная заново, нарядная. Ее корпус покрыт ярко-желтой краской. Это прочный, надежный корабль, оснащенный подобно другим каравеллам не только прямоугольными парусами, но и большим треугольным парусом. Мореходы знают, что в борьбе с натиском ветра и волн, в минуты, которые могут стать для корабля роковыми, от этого треугольного — «латинского» — паруса будет зависеть многое.

Отныне корабль не выйдет из поля зрения историков вплоть до его возвращения в эту же гавань.

Сколько раз выстаивал он в борьбе с ветрами, бурей, до того как начал понемногу сдавать. Открывается течь — ее надо законопатить, сгнили шпангоуты — их следует заменить. На третьем году путешествия, во время стоянки у берегов Борнео, каравеллу удается отремонтировать. Но все тяжелее вести борьбу со штормами. На южной широте 35°39′ жестокая буря лишает «Викторию» фок-мачты. Скрипящее, искалеченное бурями судно продолжает свой путь. У измученных, ослабевших матросов прибавляется дел: то откачивать воду из трюма, то опять конопатить корабль на стоянках. Наконец наступает незабываемый день: «Виктория» входит в порт Сан-Лукар. Нелегко описать внешний облик этого корабля. Мы найдем в литературе об экспедиции Магеллана — Эль-Кано и такие слова, как «корабль-призрак», и уподобление «Виктории» судну, испытавшему кораблекрушение. Заключительный салют: один залп следует за другим. У орудий стоят изможденные люди, босые, в истлевших лохмотьях. Корабль оправдал свое имя «Виктория» — «победа», с этим именем он входит в бессмертие.

  • 1. Антонио Пигафетта. Путешествие Магеллана. М., 1950, стр. 43 — 44.
  • 2. Антонио Пигафетта. Путешествие Магеллана. М., 1950, стр. 141.
  • 3. Антонио Пигафетта. Путешествие Магеллана. М., 1950, стр. 57.
  • 4. Антонио Пигафетта. Путешествие Магеллана. М., 1950, стр. 94.
  • 5. Антонио Пигафетта. Путешествие Магеллана. М., 1950, стр. 62 — 63.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.