В 1906 году Фридман поступил на математическое отделе­ние физико-математического факультета знаменитого Санкт-Петербургского университета. Он сразу же окунулся в обста­новку серьезной научной деятельности и своими способностя­ми обратил на себя внимание профессоров. Однако выбор основного направления был сделан не сразу. Фридман-студент пишет, например, статью «Исследование неопределенных урав­нений второй степени», которая, хотя и представляла собой плод вдумчивого научного творчества (она была удостоена факультетом золотой медали), но по своей теме не относи­лась к областям, в которых впоследствии Фридман сделал главные свои работы.

Говорят, к Резерфорду пришел однажды выпускник уни­верситета и попросил совета, чем ему заняться. «Бросить на­уку, — ответил знаменитый физик, — ибо если за время учебы вы не определили интересующую вас область, толку из вас не получится».

Фридман держался другой точки зрения. Он считал, что в первом периоде своей деятельности ученый и не должен оста­навливаться на какой-то узкой теме. Задача этого периода — получить как можно более обширное образование (разумеет­ся, в определенной науке), заложить возможно более широкую базу для осознанного выбора, который делается позже. Когда уже упомянутый аспирант при поступлении в обсерваторию Фридмана сказал, что он не знает метеорологии — предмета, которым собирался заниматься в аспирантуре, — Фридман вос­кликнул: «Вот то-то и хорошо!» Этим он хотел, видимо, сказать, что в университете или институте надо запасаться как бы потенциальной энергией широкого знания, а применять эту энергию к конкретному предмету нужно начинать лишь по вы­ходе из вуза.

С другой стороны, Фридман считал, что, начав применять знания, т. е. избрав тему серьезной научной работы, уже нель­зя рассеиваться. В 1918 году он пишет академику В. А. Стеклову: «Для разбора случая получения тепла излучением, слу­чая очень важного при практическом применении движений жидкости с меняющейся температурой, мне пришлось про­честь Планка и для сего познакомиться с электродинамикой и уравнениями Максвелла. Из боязни разбросаться я далеко в этой области не забирался...» Как видно из этих строк, уче­ный сознательно подавляет в себе желание изучить одну из наиболее интересных и изящных математических теорий, что­бы ни на шаг не отклоняться от своих непосредственных за­дач. Еще ярче целеустремленность Фридмана и его способность дисциплинировать свою мысль проявляется в другом письме, также адресованном Стеклову: «Для меня самый больной вопрос — это магистерская диссертация. Я начну над ней работать с середины зимы, так как чувствую, что в про­тивном случае в научном смысле разбросаюсь и значит погиб­ну».

К концу пребывания в университете Фридман заинтересо­вался теорией движения атмосферы — динамической метеоро­логией. Эта дисциплина представляла хорошее поле деятель­ности для Фридмана, обладавшего любовью и способностями к математическому анализу и прочным знаниям в области дифференциальных уравнений. Кроме того, динамика атмос­феры составляла проблему, соответствующую направлению Петербургской школы.

Фундаментальные открытия XVII века, завершившиеся соз­данием механики Ньютона, подготовили почву для расцвета общей механики, в частности теории движения сплошных сред. Важнейший шаг в этой теории был сделан в результате работ двух академиков Российской Академии наук — Леонарда Эйлера (1707 — 1783) и Даниила  Бернулли (1700 — 1782). Их труды оказали существенное влияние на нашу национальную математическую школу, созданную впоследствии.

В своем трактате «Общие принципы движения жидкостей» (1755) Эйлер впервые вывел основную систему уравнений движения идеальной жидкости, т. е. жидкости, лишенной внут­реннего трения. Гидродинамика обязана Эйлеру обобщением понятия давления на случай движущейся среды. Эйлер впер­вые ввел понятие обтекания тела жидкостью. Он писал: «Жид­кость изменяет свое направление еще до достижения тела, про­текает мимо него вдоль поверхности и не прилагает  к  телу никакой другой силы, кроме давления, соответствующего отдельным точкам соприкосновения».

Эйлером было установлено важнейшее для теории сплошных сред уравнение неразрывности. Этот ученый ввёл также понятие потенциала скорости, чем способствовал внедрению в гидро- и аэродинамику аналитических методов. Велика заслуга Эйлера также в исследовании вопроса о сопротивлении  жидкости движущимся в ней телам.

Другой петербургский академик, Даниил Бернулли, написал важнейший труд, названный «Гидродинамика». Этот термин был введен в науку именно Бернулли, до него он не упот­реблялся. Основываясь на законе сохранения «живой силы», Бернулли сформулировал свой знаменитый закон, связывающий скорость течения жидкости с давлением. Этот результат казался в то время противоречащим здравому смыслу, ибо он утверждал, что чем скорость жидкости больше, тем её давление меньше.

В XIX веке начался новый этап развития динамики сплошных сред. Из основ, заложенных Эйлером и Бернулли, разрослось постепенно обширное здание той науки, которая вхо­дит сейчас в математическую физику.

Подъем интереса к гидродинамике был связан с общим промышленным прогрессом Европы и с разработкой мощных аналитических методов. Наступление на проблему движения жидкостей и газов быстро развертывалось. Исследованию подвергались различные частные случаи — вихревое движение, плоское движение и т. д. Появились новые разделы, а именно: динамика вязкой жидкости и динамика сжимаемого газа, большое значение для науки о сплошных средах имели работы Стокса и нашего соотечественника Остроградского, впервые установившего важнейшую теорему, связывающую некоторые параметры движущейся жидкости.

В годы учения Фридмана Петербургский университет представлял собой одно из самых прогрессивных учебных заведений.   В университете  действовала   так  называемая «предметная система» — не было никаких сессий, а экзамены можно было сдавать в течение всего года ив любом порядке (конечно, начало предмета сдавали раньше, чем его конец).

Студенты ходили сдавать экзамены по мере подготовки, пред­варительно записавшись. Такая система имела недостатки и свои преимущества. Для сильных студентов она, вероятно, была полезной. Те, кто относился к занятиям серьезно, приу­чались к самостоятельному планированию времени, к работе над книгой.

В условиях предметной системы почти неизбежно было воз­никновение студенческих кружков, ставящих целью об­мен научной информацией и взаимную помощь при подготов­ке к экзаменам. Самодеятельные семинары привлекали наиболее активных студентов и заставляли их серьезно рабо­тать.

До самого окончания университета Фридман был одним из главных членов математического кружка. Он делал доклады, в которых проявлялось умение ясно и лаконично выражать суть предмета. Уже в то время стиль изложения Фридмана был таким, каким он оставался всегда: не сухим — остроумным, изящным.

Хотя студенческие кружки сильно развивали самостоятель­ность будущих ученых, они не были, разумеется, оторваны от «большой науки». Студенты жили интересами науки и прибе­гали к помощи профессоров при выборе направления деятель­ности кружков и при возникновении трудностей.

Кружковская работа студентов в Петербургском универси­тете оказалась более важной, чем, возможно, думали ее ини­циаторы. На ней пробовали свои силы многие впоследствии крупные ученые, она способствовала их становлению. Кроме Фридмана, из активных кружковцев можно назвать Я. В. Ус­пенского, Я. Д. Тамаркина, В. В. Булыгина, Я. А. Шохата, А. Ф. Гаврилова, А. С. Безиковича, Я.С. Безиковича, В. И. Смирнова, Н. А. Агрономова.

Занятия в кружках создали у студентов такую сильную потребность к творческой семинарской работе, что эту работу бывшие кружковцы решили продолжить и после окончания университета. По предложению Фридмана, группа молодых ученых решила зимой 1910/11 года регулярно собираться и делать доклады о своей текущей работе. Решено было прово­дить доклады два раза в неделю. Каждый участник должен был взять на себя чтение целого курса, рассчитанного на пять-шесть выступлений. Фридман излагал на этом самодеятельном семинаре теорию упругости. Выбор такой темы был далеко не случайным. Он свидетельствует о том, что в момент выхода из университета Фридман наметил уже для себя те разделы науки, которым затем посвятил жизнь.

Официального руководства семинаром со стороны универ­ситета не было. Но были тесная живая связь с научной жизнью Петербурга, чтение научной периодики. Огромное влияние оказывала личность и труды академика В. А. Стеклова. Само­деятельный семинар, сплотивший выпускников и сформировавший их математические интересы, можно считать одной из вех развития ленинградской научной школы.

Вскоре после окончания университета Фридман женился. Это событие не имеет непосредственного отношения к науке; но косвенное влияние его на успехи Фридмана как ученого, несомненно, было. Жена Фридмана, Екатерина Петровна, все­гда помогала Александру Александровичу в его трудах, без устали проверяла корректуры его бесчисленных работ и, ко­нечно, заботилась о быте ученого, готового не спать, забывав­шего о еде, не щадившего сил и здоровья в своей огромной по объему и разносторонности деятельности.

Екатерина Петровна пережила мужа на двенадцать лет и была автором интересных воспоминаний о нем.

В чем же сущность тех вопросов, которыми занимался Фридман после окончания университета?

В двух, словах — это дифференциальные уравнения в част­ных производных. Проблема, как мы говорили, характерная для русской математической школы, имеющая значительный выход в прикладные области и охватывающая огромное коли­чество практических задач.

Дифференциальным уравнением называется соотношение, связывающее скорость изменения некоторой величины со зна­чением самой этой величины или с моментом времени. В бо­лее сложных случаях в соотношение входит не только ско­рость, нo и ускорение, т. е. быстрота изменения скорости. Зная закон зависимости между данной величиной, её скоростью из­менения и ускорением, математик должен дать формулу, по которой можно будет найти значение исходной величины в любой момент времени. Из сказанного видно, что постановка задач в области дифференциальных уравнений отличается большой общностью в смысле охвата конкретных явлений природы.

Если перечислять все разделы естествознания и техники, в которых самой существенной задачей является решение дифференциальных уравнений, не хватило бы этой брошюры. Но математик, как правило, не заботится о том, сколько приклад­ных вопросов стоит за «чистой» проблемой, формулированной в терминах научной абстракции.

Фридман уже в студенческие годы придерживался иного подхода. 0н проявлял живейший интерес к практическим ис­токам математических обобщений. Он не признавал теорети­ческого знания, которое не может быть в любой момент обра­щено на решение конкретной задачи. А. Ф. Гаврилов в своих воспоминаниях пишет: «А. А. Фридман имел редкие способно­сти к математике, однако изучение одного только математиче­ского мира чисел, пространства и функциональных в них соот­ношений не удовлетворяло его. Ему было мало и того мира, который изучается теоретической и математической физикой. Его идеалом было наблюдать реальный мир и создавать математический аппарат, который позволил бы формулировать с должной общностью и глубиной законы физики и затем, уже без наблюдения, предсказывать новые законы».

Несомненно, что как раз это свойство Фридмана позволи­ло ему добиться в науке выдающихся результатов.

Подлинный ученый понимает, что всякая наука является лишь приближением к истине. Действительный мир бесконеч­но сложен, и полностью отразить его уравнениями невозмож­но. Поэтому при исследовании необходимо учесть, лишь самое главное, а второстепенное отбросить, по крайней мере на первой стадии анализа. Задачей теоретика, таким образом, оказывается разумное упрощение и всесторонний разбор ре­шения идеализированной, задачи.

Но что можно не принимать в расчет, а что нельзя? Что яв­ляется существенным и чем можно пренебречь? Ответить на эти вопросы не всегда бывает легко. Для этого нужно хорошо знать и понимать сущность явления, наблюдать его много раз, как говорят ученые, «чувствовать» его.

Итак, правильная наиболее целесообразная идеализация — первый этап научного анализа. Когда он пройден, на стол уче­ного ложатся листы бумаги, исписанные формулами, уравнениями, неравенствами. Теперь начинается второй этап — чистая математика. Совокупность соотношений все ещё чрезвычайно сложна, несмотря на пренебрежение рядом несущественных свойств явления. Нужно сделать дальнейшие упрощения, ма­тематические. Нужно оценить порядок величин, исследовать возможность отбросить «хвосты» бесконечных рядов, поста­раться заменить сложные функции близкими к ним более про­стыми и т. д. Когда математик занимается этой работой, он уже не видит за ней физического явления, которое привело к данным уравнениям.

Но вот окончательные формулы выведены. Насколько они ценны? Не были ли упрощения чересчур сильными? Можно ли считать, что сделан шаг вперед в науке?

Ответ на эти вопросы в большинстве случаев может дать лишь эксперимент. Если важные детали природного или лабо­раторного процесса описываются выведенной формулой хо­рошо, если, согласно этой формуле, предсказаны неоткры­тые явления, которые затем обнаружены с помощью опыта, то теория получает право на существование.

Фридман умел охватить реальное явление в целом и проводил его исследование во всех трех стадиях. В этом — одна из причин научного успеха Фридмана. Он сам проводил идеали­зацию явления, так как никому не хотел доверить эту важную стадию работы. Он стремился вникнуть в сущность процесса и отделить главное от второстепенного. Он мастерски готовил уравнения, описывающие явления, а затем сам же их решал. И даже проверку решения он всегда стремился проделать сам, проделать на практике. Для этого приходилось порой под­ниматься на воздушном шаре и своими руками бросать с самолета бомбы, — это не смущало ученого.

Друг юности Фридмана Я. Д. Тамаркин говорил, что Фридман был постоянно озабочен тем, «как бы что-нибудь от­кинуть». Разве эта фраза не великолепно характеризует ос­новную черту всякого настоящего ученого — стремление к подчинению сложного? Его мысль всё время пытается найти главное и откинуть второстепенное, найти существенное и откинуть побочное, найти закономерное и откинуть случайное.

Что больше привлекало Фридмана — отыскание правиль­ных упрощений при идеализации явления или преодоление с помощью упрощений чисто математических трудностей, — сказать трудно. Скорее всего для Фридмана эти задачи были неразрывно связаны в одну. Наблюдая природные процессы, например движение атмосферных течений, он видел в них ма­тематические закономерности; решая уравнения, он видел за ними реальный мир физических объектов.

Если учесть всё сказанное об особенностях Фридмана как ученого, то не будет удивительным, что к 1913 году он скон­центрировал свой интерес на аэро- гидродинамике.

Движение воздушных и водных масс представляет собой легко наблюдаемое явление. Это означает, что здесь сразу же возникает задача сообразить, «что нужно откинуть», резуль­таты можно проверять на практике.

Кроме того, теоретический аппарат динамики сплошных сред соответствовал специфике математического образования Фридмана. Гидродинамика связана с дифференциальными уравнениями в частных производных. Эту область Фридман хорошо знал и любил. В этой области была очень сильна тог­дашняя русская математическая школа.

В начале 1913 года Фридман поступил на работу в Аэро­логическую обсерваторию, находившуюся в Павловске, под Петербургом. Сразу же он столкнулся с новыми для него на­учными проблемами и обнаружил, что может в них разобраться не менее успешно, чем в темах университетского кружка. Только объем работы на этот раз был огромным. Кто хотя бы раз видел специальные издания синоптиков и метеорологов, тот помнит обилие непонятых терминов, которые употребля­ются в этих науках. Но дело не только в терминах — наблюдательная и теоретическая метеорология являются дисциплина­ми очень своеобразными по существу. В течение столетий они были почти исключительно эмпирическими отраслями знания, неким «колдовством». Естественно, что в них накопилось множество рецептов и «законов», имеющих частное, специализированное значение. Фридману необходимо было быстро войти в курс дела, перевести язык новой для него науки на родной язык математики.

Он переехал в Павловск и весь погрузился в изучение спо­собов наблюдения атмосферы. Кроме синоптики и динамиче­ской метеорологии, пришлось ознакомиться с теорией земного магнетизма. Тот комплекс знаний, который приобретается ря­довым ученым за много лет, Фридман освоил за несколько месяцев. Скоро он стал выдающимся специалистом в метео­рологии и смежных областях.

Не довольствуясь одной математической стороной дела, Фридман все время мечтал проверить свои выводы на опыте — с помощью запуска аэростатов с людьми или наблюдения с самолетов. Этот человек всегда хотел испытать силу своего разума на чем-то живом, реальном, а значит — сложном. Ат­мосферу он рассматривал как грандиозную лабораторию, теоретический анализ которой подготовлен математической физикой.

1913 год — последний год «мирного времени» — был ознаме­нован для Фридмана двумя важными событиями. Он сдал в Петербургском университете экзамены на степень магистра чистой и прикладной математики и напечатал в «Геофизиче­ском сборнике» важную работу: «О распределении температу­ры воздуха с высотою». Вчерашний новичок в метеорологии, он начал уже вносить в эту науку новые идеи.

В 1914 году Фридмана командировали в Лейпциг, и не­сколько месяцев он работал у известного профессора Бьеркнесса. Последнему принадлежит теорема, названная его име­нем, о количестве вихревых трубок, возникающих внутри жид­кого потока. Совместно с учеником Бьеркнесса — Хессельбергом — Фридман написал в Лейпциге работу по метеорологии.

Вклад Фридмана в науку о климате и погоде огромен. Вряд ли кто-либо другой сделал в метеорологии так много и так заслужил право называться создателем этой науки. В на­стоящее время имеются два направления метеорологии — те­оретическое, рассматривающее задачи об общих движениях атмосферного газа в различных условиях, и конкретное прогнозирование, основанное на численных методах расчёта. Вся та часть прогнозирования погоды, которая связана с общей теорией, основана фактически на идеях Фридмана и трудах, вдохновленных этими идеями. Когда Фридман скончался, директор Прусского метеорологического института профессор Фикер сказал: «Надежда теоретической метеорологии отошла с ним».

Не удивительно, что в столь сложной среде, которой явля­ется атмосфера, возникают явления, непонятные математикам. На перемещения воздушных масс влияет и вращение Земли, и неоднородность нагрева, и рельеф земной поверхности, и многое другое. Любая идеализация  получается  в каком-то смысле грубой и несовершенной. Оказывается, что каждый из бесчисленного количества факторов играет существенную, непренебрежимую роль.

В 1905 году Тейсеран де-Бором была открыта верхняя ин­версия температуры атмосферы. Оказалось, что температура воздуха понижается лишь до определенной высоты, а затем начинает возрастать. Инверсия происходит в стратосфере — на высотах больше десяти километров. Некоторое время тео­ретическая метеорология вообще не могла дать объяснения этому явлению.

Только в 1909 году были сделаны первые шаги к решению загадки. Выяснилось, что необходимо ввести в рассмотрение баланс лучистой энергии, получаемой и излучаемой элемен­том атмосферы. Так как, кроме уравнения сохранения энер­гии, имеются еще основные уравнения гидродинамики, задача в общей постановке получается чрезвычайно громоздкой.

До Фридмана были сделаны некоторые упрощающие пред­положения. Первое из них состояло в том, что коэффициент поглощения атмосферы является постоянным, не зависящим от длины волны. Решение уравнений, основанное на этом уп­рощении, приводит к результатам, резко несогласующимся с действительностью — получается, что вся атмосфера должна иметь одинаковую температуру, не изменяющуюся с высотой. Другое предположение выдвинул Эдмен. Он решил считать, что атмосфера имеет два коэффициента поглощения — один для коротких волн, другой — для длинных. Иными словами, непрерывную на самом деле функцию он представил ступен­чатым графиком. В этом случае вывод получился ближе от­вечающий истинному положению вещей, и объяснилось сущест­вование верхней инверсии температур. Но вблизи земной поверхности теория Эдмена давала не такое распределение температуры, какое наблюдается. Фридман сделал качест­венно новый шаг: он ввел в рассмотрение слабые вертикаль­ные перемещения воздушных масс. Разумеется, система урав­нений сразу же резко при этом усложнилась. Но предположе­ние о вертикальных течениях приближало идеализированную модель атмосферы к реальности. Что же касается трудности решения усложненной системы, то Фридман сумел ее преодолеть, хотя и не сразу.

В первой работе на эту тему он искал решение с помощью метода приближенных вычислений. В таких случаях задача осложняется не только громоздкостью расчета, но и более принципиальной трудностью: необходимо доказать, что прове­денные упрощения не были слишком грубыми. Заранее это обычно неизвестно и нужно заниматься довольно тонким ана­лизом решения, иначе может получиться бессмысленный или никак не связанный с истиной результат.

Фридману не удалось сразу доказать правильность своих выкладок. Работу пришлось продолжить только в 1920 году— её прервала война. На этот раз он употребил несколько дру­гой метод и доказал строгость своих выводов.

За короткий срок Фридман исследовал ряд кардинальнейших для метеорологии проблем. Простое их перечисление ясно показывает объем и значение труда, проделанного ученым в этой области. Он занимался теорией атмосферных вихрей, во­просами порывистости ветра, моделью циклона, разрывами не­прерывности в атмосфере, теорией турбулентности воздушных масс.

Когда вы слушаете по радио прогноз погоды, вы не всегда задумываетесь над тем, что лежит за лаконичным сообщением диктора. Часто вам хочется подшутить над теорией, дающей не всегда правильные предсказания. Однако дело совсем не в теории, она абсолютно верна. Отклонение прогноза от исти­ны связано не с отсутствием понимания процессов атмосферы, а с чисто техническими трудностями получения огромной ин­формации о температуре, давлении и влажности со всего ми­ра (да еще так, чтобы точки, откуда идут сведения, лежали как можно гуще) и быстрой обработки этой информации. Ес­ли бы удалось собирать отовсюду правильные сведения о погоде и имелись бы достаточно быстрые электронные маши­ны, вовремя производящие вычисления согласно метеорологи­ческим уравнениям, то прогнозы были бы всегда точными и безошибочными. Но это означает, что наука, в конце концов, победила такое невообразимо сложное комплексное явление, каким является жизнь атмосферы, Фридман для этой победы сделал, вероятно, больше других ученых.

Фридман одним из первых в нашей стране понял, что служ­ба погоды нуждается в коренных преобразованиях, и дал программу этих преобразований. В основу им были положены следующие соображения.

Первой задачей метеорологии — науки об атмосферных яв­лениях — нужно считать своевременный и подробный диагноз погоды. Для его получения необходимо создать равномерно распределенную сеть метеостанций, охватывающую по воз­можности всю территорию страны. При этих условиях, ко­нечно, возникают трудности в передаче и сборе информации со всех пунктов. Поэтому нужно организовать областное подчи­нение станций — каждый наблюдательный пункт должен пере­давать сведения в тот областной центр, к которому он тяготе­ет по географическому местонахождению. Затем сведения по­ступают (после предварительной обработки) на центральную станцию.

Второй функцией метеослужбы является прогнозирование. Прогноз нужно делать двух типов: краткосрочный и долго­срочный. Для разных прогнозов следует использовать разный научный аппарат. Всю работу по предсказаниям погоды необходимо возложить на единую организацию — центральное бюро прогнозирования (сейчас это учреждение называется Центральным институтом прогнозов).

Третья задача метеорологии — активное влияние на погоду, «делание погоды». Однако это — дело будущего, хотя уже сей­час нужно закладывать теоретические основы, которые впо­следствии смогут помочь осуществлению грандиозного плана изменения климата.

Кроме обычных, наземных измерений температуры, давления, силы ветра, влажности и т. д., необходимы наблюдения аэрологические, осуществляемые с помощью аэростатов и самолетов. Метеостанции нужно снабдить новым совершенным оборудованием и самописцами и фиксировать как можно боль­ше параметров атмосферы, например измерять турбулентность ветра, его порывистость. Приборы должны быть точными и чувствительными.

Как видно из приведенного краткого изложения плана ор­ганизации службы погоды в России, его автор, А. А. Фридман, предусмотрел в общих чертах многое из того, что осуществлено сейчас, спустя почти сорок лет. Фридману не довелось самому провести реформу до конца, но он сделал основное. Вскоре после его смерти, выступая на заседании Ленинградского физико-математического общества, Н. М. Гюнтер сказал: «Осуществление этой реформы взяло все время в последние месяцы А. А., она не доведена до конца..., но им сделано уже столько, что реформа остановиться не может».

Фридман предугадал направление развития метеослужбы на много лет вперед. Его постоянное подчеркивание важности высотных наблюдений мы можем лишь теперь оценить в полной мере. Метеорологические искусственные спутники Земли выполняют в наши дни такой комплекс наблюдательной работы, о котором Фридман мог только мечтать.

Погода... Самое привычное, обыденное понятие. Мы соприкасаемся с ней каждый день, просыпаясь, встречаем ее, ложась спать, думаем: «А какая она будет завтра?» Разговоры о погоде считаются самыми пустыми. И в то же время погода — одно из самых сложных и запутанных явлений природы. Огромная загадка, которую задает нам зыбкий и непостоянный воздушный океан. Погода — вызов, брошенный науке атмосферой. Старики по боли в костях иногда угадывают приближение дождя, ласточки своим полетом предсказывают погоду. Неужели же наука не может сделать того, что доступно ласточкам?

Фридман принял вызов. Он был убежден, что в грандиозно сложных метеорологических процессах имеются строгие закономерности, которые можно обнаружить с помощью ма­тематики. Он сам нашел многие из таких закономерностей и показал путь, по которому надо идти, чтобы решить задачу до конца. Однако он отдавал себе ясный отчет в том, что ес­ли дожидаться создания безукоризненно изящной теории, то практические нужды метеорологии понесут ущерб. Поэтому Фридман разработал численные методы прогнозирования и вместе со своими учениками ввел их в практику службы по­годы.

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.