29 октября 1880 г. в г. Ромны бывшей Полтавской губернии у финансового служащего Федора Васильевича Иоффе и его жены Рашель Абрамовны родился сын Абрам. Это был первый ребенок в семье. Впоследствии у него появились сестры Надежда, Лидия, Зинаида и брат Петр.

Детские и юношеские годы будущего ученого прошли в небольшом уездном городке, расположенном на слиянии двух речушек — Сулы и Роменки. В городе насчитывалось около 22 тысяч жителей, имелось реальное училище, женская гимназия, городское приходское училище и несколько начальных школ.

Отец Абрама Федоровича был выходцем из семьи ремесленника. Материальное положение не позволило ему получить высшее образование. Однако природный ум, сообразительность, удивительная честность и общительность характера создали Федору Васильевичу хорошую репутацию в городе. Он устроился на службу бухгалтером в одну из частных банковских контор. Его жалование было вполне достаточным, чтобы создать материальную обеспеченность семьи.

Мать А. Ф. Иоффе — Рашель Абрамовна (урожденная Вайнштейн) занималась домашним хозяйством и воспитанием детей. Умная и образованная женщина, она сумела создать в семье доброжелательную обстановку, необходимую для развития у детей разносторонних способностей.

Семья Иоффе была типичной для передовой интеллигенции России того периода, свободомыслящей и прогрессивной. Их дом был открыт для друзей и знакомых. Собирались вечерами послушать музыку, обсудить политические события, побеседовать в кругу друзей, почитать газеты и журналы. Особой популярностью как среди взрослых, так и среди детей пользовался журнал «Живописное обозрение стран света». Все дети семьи Иоффе были способными и любознательными. Особой одаренностью отличался старший сын, который свободно читал уже в трехлетием возрасте. В четыре года мальчик научился писать. Ему нравилось писать письма-сочинения, в которых находили отражение все его детские впечатления.

В 1888 г. в Роменском реальном училище открылся приготовительный класс. Так как в городе отсутствовала мужская гимназия, то желающих стать учениками реального училища было значительно больше, чем оно могло принять. Отбор проводился довольно жестко. «Мне не было еще 8 лет, когда... за компанию со старшими я отправился на страшный тогда конкурсный экзамен и без труда был принят», — вспоминал позднее Иоффе. С этого момента началась учеба Абрама Федоровича, продолжавшаяся до последнего дня его жизни.

Все преподавание в училище было поставлено формально. Качество запоминания ценилось наиболее высоко, а понимание считалось не только не нужным, но и опасным. По словам самого Иоффе,     «... нужно было знать, а не понимать. И все же того вреда, которого можно было ждать, школа не принесла — ей не удавалось отучить учеников думать».

Между учениками и преподавателями существовали враждебные отношения. В училище были как бы два противоположных лагеря: с одной стороны — учащиеся, с другой — педагоги. «Мы старались разыскивать и обсуждать именно те книги и вопросы, которые преподаватели считали преступными. Наряду со скучными обязательными учебниками мы добывали нелегальные книжки, слушали рассказы высланных студентов».

Однако не все учителя были одинаковы. Например, физику преподавал Милеев, который в студенческие годы слушал лекции «самого Менделеева». Милеев был первым, «кто приоткрыл мальчику дверь, за которой находился обетованный край безграничных исканий».

В четвертом классе учитель физики рассказал на уроке, что свет представляет собой волны, распространяющиеся в мировом эфире. Достигая глаза, волны вызывают ощущение света. Придя домой, двенадцатилетний ученик старался представить себе свет лампы и передающие его эфирные колебания в комнате. При этом он пришел к выводу, что эфир должен заполнять те дали, где света нет, но куда он может когда-нибудь прийти, а «до тех пор эфир там ни на что не нужен». Иоффе не мог смириться с мыслью, что природа так бессмысленно расточительна. Возникшие сомнения мальчик принес в школу. Учитель ответил, что эфир существует везде, но колебания его имеют место лишь там, где есть свет. В подтверждение своих слов Милеев никаких доказательств не привел. Любознательность юного Иоффе не была удовлетворена. «Мне казалось, что в природе свет распространяется на самом деле не через эфир. Нужно придумать какое-то другое объяснение, и я решил это объяснение искать...»

Вторым учителем, чье влияние способствовало развитию любознательности Иоффе, был физиолог, который рассказал ученикам о возникновении различных цветов. Колебания светового эфира различной частоты создают различные световые ощущения, цветность их зависит от соотношения возбуждений всего трех видов нервных окончаний в глазу. Тогда же возникает вопрос: а как объяснить обоняние? По существующим предположениям пахучие газы производят химическое воздействие на нервные окончания в слизистой оболочке носа. В природе встречается большое разнообразие запахов, так неужели для каждого из них имеется особый нерв? А «нет ли сходства в механизме запаха и цвета? Не является ли запах колебательным движением, которое, приводя в колебание (в различной степени) три основных обонятельных нерва, создает ощущение самых разнообразных запахов. Какие это колебания?» Ответить на последний вопрос помогла замечательная научно-популярная книга Тиндаля о природе теплоты. В ней, в частности, говорилось, что с запахами различных трав связано характерное поглощение света в инфракрасной части спектра. Ничтожная примесь пахучих веществ к воздуху в десятки и сотни раз увеличивает поглощение инфракрасных волн. А поглощается газом лишь то, что он сам испускает. «Вот откуда я заключил, что механизм, который создает ощущение запаха, — это инфракрасные колебания, такие же, как световые, но меньшей частоты. Колебания чего? Здесь я снова наталкивался на эфир, в существование которого я не верил. Мне казалось, что, разобравшись в колебаниях запаха, я пойму колебания света, узнаю, как можно обойтись без мирового эфира».

Замеченная связь между запахом и поглощением света привела к рождению первой научно-фантастической идеи Иоффе. Уже в школьные годы у юного физика появился свой подход к разрешению возникшей задачи, который так характерен для научного метода Иоффе в будущем. Суть его заключается в следующем: сначала узнается трактовка интересующего его вопроса, затем выискиваются в ней слабые стороны и на основании прочитанной литературы выдвигаются собственные соображения, т. е. строится рабочая гипотеза.

Итак, Абрам Федорович, еще будучи учеником реального училища, начал раздумывать над идеями о природе света и запаха, которые сыграли впоследствии определяющую роль при выборе дальнейшего пути в жизни. Он понял, что «находится на дистанции, сойти с которой нельзя, а быть последним не интересно».

В 1897 г. А. Ф. Иоффе закончил Роменское реальное училище с твердым намерением найти ответы на интересующие его вопросы.

В реальных училищах не изучались древние языки, поэтому выпускники училища не имели права поступления в университет. В надежде «научиться физике» молодой Иоффе в 1897 г. становится студентом Петербургского технологического института.

Руководителем кафедры физики в этом институте был профессор Николай Александрович Гезехус, человек с довольно прогрессивными взглядами. Его научные интересы не были широкими и касались в основном вопроса электризации трением. Среди учеников Гезехуса известно имя профессора Н. Н. Георгиевского.

Преподавание физики в институте было поставлено так, что весь первый год посвящался изучению измерительных приборов. На втором году изучали механику. Лекции сводились обычно к перечню накопленных опытных данных, лабораторных и практических занятий почти не было.

Молодой Иоффе скоро понял, что его надежды научиться физике и физическому эксперименту в институте не оправдались. Однако вопрос о природе запаха его не оставляет. Так как запах — граница между биологией и физикой, то его настольными книгами стали шеститомный курс физиологии человека Л. Германа и пятитомный курс физики О. Д. Хвольсона. В Петербурге была организована школа физиологов, руководил которой Петер Францевич Лесгафт, человек с прогрессивными политическими убеждениями.

Своими лекциями Лесгафт «заражал слушателей энтузиазмом; перед нами раскрывались перспективы науки, свободной от полицейского гнета, от религиозного дурмана. Лесгафт с увлечением показывал проявление законов механики в движении мышц, законов физики — в физиологии органов чувств, химии — в биологических процессах. Все науки объединялись в одно стройное целое». Однако не долго пришлось Иоффе слушать лекции Лесгафта. Последний, заметив регулярные посещения студентом технологического института своих занятий, попросил его освободить место для других молодых людей, которые хотят, но не могут где-либо учиться. Иоффе ничего не оставалось, как самостоятельно заняться опытами по выяснению волновавших его вопросов. Он брал кусок мускуса, помещал его в коробку от какао, в которой вырезал отверстие, и закрывал его пластинкой каменной соли. Все щели тщательно замазывал воском. Если острый запах мускуса вызывается инфракрасными лучами, то пластинка каменной соли должна быть прозрачна для «лучей мускуса». Запах действительно проникал, но через пластинку ли соли? Убедительного ответа опыт дать не мог. Жажда познания, удивительная настойчивость и целеустремленность привели молодого студента в лабораторию дрожжевых процессов при производстве пива, где работал ассистент Н. П. Широких. Под его руководством Иоффе стал заниматься микробиологией. Он приступил к двум научно-исследовательским работам:

1. О летальном действии лучистой энергии в фиолетовой и ультрафиолетовой областях на тифозные бактерии.

2. О стимулирующем действии стрихнина (и других ядов) в малых концентрациях на дрожжевые бактерии.

Однако работы не были доведены до конца, так как подоспело очередное увольнение автора из института (одно из трех) за участие в студенческой забастовке. К маю исключенные снова были приняты, но работа погибла. Попытки Иоффе заняться биологией и физикой в институте ни к чему не привели.

Первая летняя студенческая практика А. Ф. Иоффе проходила сначала на Путиловском заводе, а затем на строительстве железнодорожного моста на линии Полтава — Ростов. Инженер, который должен был руководить строительством, на место не прибыл. Восемнадцатилетний студент должен был вести работы самостоятельно. Казалось бы, во избежание неприятностей делай так, как учили, как было принято. Но не таков Иоффе. Его натуре свойственно стремление ко всему новому, неизвестному. Говорили, что новаторство у него в крови. «Вместо того, чтобы строить на сваях деревянного подмостья, на которых полагалось по проекту собирать мост, я решил использовать ближайшую насыпь и оттуда перекатить готовый мост весом в 200 тонн по рельсам на свои устои. Малейший просчет, и мост свалился бы в реку. Затем оказалось, что инженер, строивший устои и быки, не знал точных размеров железнодорожного моста, и последний не вошел в приготовленные устои; пришлось отрубить часть железных консолей. Все прошло благополучно. Постройка закончилась для меня большим разочарованием. На среднем быке опоры обоих пролетов пришлось поставить так близко друг к другу и так близко к краю подферменного камня, что возникла опасность: опора могла сорвать кромку камня... Между опорами я хотел поместить чугунную болванку. Но тут запротестовал главный инженер. Несмотря на все мои настояния, так и не положил прокладки». Оказывается, надо было строить так, чтобы всегда было чего ремонтировать, иначе начальнику железной дороги придется жить на одно жалованье.

Еще большее разочарование принесла производственная практика следующего года. Необходимо было построить новые мастерские на Ижорском заводе. Эксплуатация и произвол, царившие там, поразили молодого Иоффе.

«Столкновение с «принципами» рабочей политики русских заводов и явная безнадежность преодолеть их, оставаясь на службе заводским инженером, окончательно определили мое решение отказаться от инженерной деятельности».

Так гармонично слились две причины, которые способствовали приходу А. Ф. Иоффе в большую науку: желание разобраться в двух вопросах, возникших еще на школьной скамье, и невозможность творческой работы заводского инженера в условиях отсталой царской России.

Здесь еще надо отметить, что технологические работы оставили неизгладимый отпечаток на всей дальнейшей деятельности Абрама Федоровича, привив ему инженерные навыки и обеспечив органическую связь между его научными и техническими интересами.

В 1902 г. А. Ф. Иоффе закончил учебу в технологическом институте. По совету Н. А. Гезехуса он решил поехать «учиться физическому эксперименту к В. К. Рентгену» в Мюнхен.

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.