Вы здесь

Грань творчества. Автор Р. М. Федоров

 

По-видимому, Борис Михайлович Завадовский гордился увлекающей и доходчивой яркостью своих выступлений. В изданной в 1935 году популярной книжке «Живая природа в руках человека», во многом автобиографичной, он с явным удовольствием вспомнил о своем выступлении на XIII Международном съезде физиологов в Бостоне (США) в 1929 году с докладом «Гормоны и оперение у птиц»: «Готовясь к поездке, я письменно попросил организаторов съезда профессоров Кэнона и Рэдфильда впрыснуть под кожу двум-трем курам указанные мною дозы чистого препарата гормона щитовидной железы — тироксина — ровно за семь дней до моего доклада. Взойдя на кафедру с инъецированной курочкой, я начал доклад. Когда же дошел до вопроса о влиянии железы на экспериментальную линьку, то взял свою курочку в руки. Неожиданно она рванулась, взмахнула крыльями, все перья курицы взлетели в воздух, падая на головы моих слушателей. В моих руках оказалась совершенно оголенная птица. Не скрою, что восторг аудитории и вид хохочущих представителей физиологической науки навсегда останутся в моей памяти как одно из наиболее ярких удовлетворений, полученных мною при изложении результатов моих исследовательских работ»1.

Эффектность эта не была случайностью. Напротив, наглядность и образность всегда сопутствовали выступлениям Б. М. Завадовского — будь то научные доклады, лекции в учебной аудитории или в особенности популярные — для широкой публики. Стремление дополнить рассказ показом, усилить воздействие слова на ум и сердце слушателей демонстрацией убедительного опыта, препарата, красочного и содержательного диапозитива было в его правилах.

Вдова ученого Е. Г. Несмеянова-Завадовская вспоминает, что выезды в рабочую или школьную аудиторию всегда сопровождались массой хлопот, а подчас и казусов: Борис Михайлович по обыкновению вез с собой кучу клеток с опытными животными, музейные муляжи, живописные таблицы. В хранимом ею архиве мужа лежит папка с материалами публичной лекции «Учение о внутренней секреции», прочитанной ученым в лекционно-демонстрационном зале Политехнического музея 19 апреля 1948 года. В приложенной к стенограмме справке о ходе лекции, где особо отмечены живость, образность и популярность стиля, сообщается и о том, что выступлению предшествовала интересная, привлекшая огромное внимание слушателей выставка живых объектов и экспонатов Биологического музея имени К. А. Тимирязева.

Ясно, что с самого начала лекция мыслилась не только как чисто словесный жанр. Предваряющая ее выставка была непременной и неотрывной частью выступления: здесь будущего слушателя вводили в суть предстоящей беседы, уже здесь у него рождались вопросы, заставлявшие потом внимательнее вслушиваться в слова лектора, чтобы найти на них ответ. Ну, а тех, кто остался «незаинтригованным» выставкой, должен был увлечь и убедить в могучей силе гормонов показ диапозитивов. Впечатление от их просмотра, пожалуй, можно сравнить с тем, что возникает у читателя известного фантастического романа Александра Беляева «Человек, потерявший свое лицо», также посвященного проблемам эндокринологии. На экране перед слушателями — карлики рядом с их нормального роста отцом, хрестоматийные фотографии, запечатлевшие гормональные нарушения: бородатая женщина Анна Худао из Бразилии, страдающий ожирением великан Науке... Вот как зло «шутят» гормоны, секреты эндокринных желез, если организм почему-то вырабатывает их в избытке или недостаточно. Естественно, что такое введение очень заинтересовывает слушателей, они хотят обязательно узнать о возможностях управления гормональными процессами, о новейших достижениях науки в познании этих сложных и могучих регуляторов развития организма.

Однако внешняя яркость, даже некоторая эксцентричность, как в случае с курицей, не были для лектора самоцелью. Он вовсе не «украшал» науку и не стремился развлечь слушателя серией эффектных опытов, парадоксальных, с точки зрения непосвященного, научных фактов и выводов. Напротив, требования его к популяризации знаний были четки и строги.

«Первая и основная задача популяризации — воспитание с первых же шагов правильного взгляда на науку, как на плод упорного и терпеливого труда веков и тысяч поколений. Наука есть творческий труд, и учение дается лишь только бойцам. Привычка к легким книгам, где на первом плане стоят задачи «приучения», «завлечения» и т. д. и где серьезное знание стушевывается за потоком ненужных слов, приведет лишь к тому, что воспитается... ложный взгляд на науку как на забаву и каприз... Популярная книга должна увлекать не драматизмом словосплетения, а драматизмом фактов науки и той борьбы, которая ведется человечеством во имя раскрытия тайн природы. Хороший популяризатор знает, что наука слишком красноречива сама по себе, чтобы нуждалась в фиглярничестве...»2.

Такой видел свою задачу двадцативосьмилетний ученый, заведующий кафедрой биологии в Коммунистическом университете имени Я. М. Свердлова, имевший уже достаточно богатый опыт распространения научных знаний среди широких масс населения. Год спустя, летом 1924 года, его коллега — ленинградский профессор А. В. Немилов, известный в те годы популяризатор науки, писал Завадовскому, что «таких популяризаторов, как вы, в СССР единицы...».

Алексей Максимович Горький усиленно приглашал Б. М. Завадовского сотрудничать в журнале «Наши достижения». В конце 1928 года великий пролетарский писатель прислал ему письмо, начинавшееся словами: «Прошу Вас, уважаемый профессор, извинить мне то, что я до сего дня не выразил Вам благодарность за Ваш подарок — «Очерки внутренней секреции». По этому вопросу я читал Вейля, Ишлинского и др. — разрешите сказать, что Ваша книга талантливостью и ясностью своей дала мне значительно больше, чем все, прочитанное раньше».

Примером для подражания, героем «делать жизнь с кого», для Завадовского был Климентий Аркадьевич Тимирязев, выдающийся физиолог и блестящий публицист, выразивший свое кредо в знаменитых словах: «С первых шагов своей умственной деятельности я поставил себе две параллельные задачи: работать для науки и писать для народа, т. е. популярно»3.

С творчеством К. А. Тимирязева, его популярными лекциями «Жизнь растения» и книгами, посвященными пропаганде учения Чарлза Дарвина, Завадовский познакомился, еще будучи гимназистом. И не просто познакомился. Всерьез занимаясь самообразованием, проштудировал их. В 1913 году он поступил на физико-математический факультет Московского университета, где за два года до этого произошел печально знаменитый «кассовский разгром»4, в результате которого свыше 120 лучших, прогрессивных преподавателей и профессоров покинули университет. Внутренним протестом против царившей там казенщины, против косности и бездарности преобладающего большинства оставшихся преподавателей было продиктовано поступление студента Завадовского на большой практикум в лабораторию экспериментальной биологии при университете имени Шанявского. Это демократическое учебное заведение послужило пристанищем для многих крупных ученых, лишенных возможности работать в правительственных школах из-за прогрессивного образа мыслей.

Здесь же Завадовский начал свою педагогическую и популяризаторскую деятельность, став преподавателем на курсах инвалидов при университете имени Шанявского и выступая с лекциями по естествознанию на разнообразных, в том числе и полулегальных, рабочих курсах.

В год свершения Великой Октябрьской социалистической революции Завадовский окончил университет. В 1918 году он преподает на первых курсах по подготовке инструкторов трудовой школы, в том же и следующем — на педагогических курсах, на курсах инструкторов при ЦИК. С октября 1920 года руководит кафедрой биологии во вновь организованном Коммунистическом университете имени Я. М. Свердлова. Столь же умело, как устным словом, Б. М. Завадовский владеет и пером: периодически появляются в журналах его статьи, выходят в свет популярные брошюры.

Аудитория первых послереволюционных лет своеобразна, очень неоднородна по уровню подготовленности и интересам слушателей и, конечно, чрезвычайно трудна для лектора. Потому-то так злободневен поиск ярких форм, активных методов преподавания. «Всякая просветительная работа должна стремиться к наивысшей наглядности и конкретности, — пишет Б. М. Завадовский. — Нужно изучать любой предмет, усваивать любой круг знаний не просто по книгам и с чужих слов, а непосредственно видеть и осязать все то, о чем идет речь с аудиторией. Только то, что закрепляется в ушах слушателей в форме ярких зрительных и других образов, а не словесные извержения лектора, останется надолго в их головах»5.

По складу ума, характеру, устремлениям Борис Михайлович был ученым-исследователем, искателем, открывающим новые тайны природы. Он утверждал: «Нельзя говорить о том, чего сам не знаешь; нельзя действительно по-настоящему знать то, чего сам не видел и не слыхал...»6.

Азы исследовательской работы он постигал, занимаясь, как уже было упомянуто, в лаборатории экспериментальной биологии при университете имени Шанявского. Весной 1919 года молодой биолог принял участие в научно-учебной экспедиции, направившейся в зоопарк Аскания-Нова — оазис лесных парков и прудов среди знойной южноукраииской степи. Здесь, на Херсонщине, немецкий колонист Ф. Фальц-Фейн, разбогатевший на эксплуатации украинских крестьян и щедрой здешней земли, поселил в степи экзотических, собранных с разных концов света животных: зебр и антилоп, дикую лошадь Пржевальского, оленей и южноамериканских лам, страусов и фламинго. «...В Аскании-Нова я получил огромный запас натуралистических наблюдений и здесь же были сделаны мои первые шаги как исследователя-экспериментатора... Мои асканийские наблюдения обогатили меня не только большим запасом знаний биологии и повадок диких зверей, но и большим материалом для некоторых обобщений общебиологического характера»7. Так писал Б. М. Завадовский спустя много лет после памятной для него поездки. В Аскании-Нова он начал первые свои эксперименты в области эндокринологии — той отрасли биологии, которая позже стала для него главным предметом научных интересов.

На кафедре биологии Коммунистического университета Б. М. Завадовский организовал экспериментальную лабораторию, где продолжил работу по исследованию желез внутренней секреции. Лаборатория скоро выросла в самостоятельное учреждение, с 1929 года она была переименована в Научно-исследовательский институт нейрогуморальной физиологии. Но в рамках университетской кафедры она имела и иное значение. Вот как определял его Б. М. Завадовский: «...Научная работа является органической и весьма необходимой частью того целого, которое составляет в конечном счете известные особенности общей системы преподавания в нашем университете. Одна из важнейших задач, которую ставит курс биологии —- развитие в молодежи здорового и критически обоснованного научно-материалистического миросозерцания, которое получает свое наилучшее развитие при правильном понимании основных методов точного естествознания, — методов, не оставляющих после себя никаких сомнений и иллюзий...

Этот точный, подлинный метод естествознания, эта школа мысли усваивается и укрепляется там, где учащийся живет в атмосфере научные исканий, где он является свидетелем и очевидцем, если не активным участником, ведения и осуществления научно-исследовательской работы.

В этом отношении исследовательская работа рассматривается нами как тот основной капитальный фундамент, на котором должна быть поставлена всякая подлинно научная, уважающая как себя самое, так и свою аудиторию, популяризация естественных наук»8.

Здесь следует напомнить, что Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова был первой в Советской республике Высшей партийной школой. Готовил он отнюдь не биологов, а партийных работников. И биология для них не была столь уж обязательной дисциплиной. Поэтому приведенные выше высказывания Б. М. Завадовского, конечно же, относятся не только к преподаванию, но и, как он подчеркивал, к популяризации естественных знаний.

Итак, необходимое, по мнению Б. М. Завадовского, условие успешной популяризации — непосредственное общение популяризатора с первоисточником знания, участие в исследовательской работе. Необходимое, но недостаточное. Самый точный и самый глубокий научный факт может оставить аудиторию равнодушной, если она не подготовлена к его восприятию, не видит его связи с вчерашним днем науки и открываемыми им перспективами. Совершенно ясно, что поставить сегодняшнее достижение в логический ряд всей прошлой истории науки, связать с поступательным движением соседних отраслей, дать прогноз будущего развития знания может лишь широко эрудированный .человек, но не узкий специалист.

«Популяризация — это искусство, которое, с одной стороны, требует известного умения и таланта стройно сконструировать и ясно изложить содержание взятой темы, а, с другой — достаточной эрудиции, которая питает это внутреннее содержание и дает уверенность и права на лекторскую деятельность»9.

Отдавая должное просветительской деятельности Н. А. Рубакина, Завадовский обоснованно критикует этого пионера русской популяризации за легковесность и ничего не объясняющую описательность научных фактов. Достается от него и такому признанному в то время автору, как В. Лункевич. Б. М. Завадовский ставит ему в упрек скольжение по поверхности науки, без углубления в ее недра и в особенности то, что «для него мысль и научная правда стоят на втором плане по сравнению с красотою формы и с прихотями его талантливого пера»10. Человек широко образованный, знающий три иностранных языка, он очень любил художественную литературу, при случае использовал классические образы в популярных лекциях и советовал делать это пропагандистам науки. В своей книге «Внешкольные биологические экскурсии», предлагая лектору-экскурсоводу разработку темы «Лес как растительное сообщество», ученый включает в перечень рекомендуемой литературы и «Записки охотника» И. С. Тургенева, и рассказы В. Г. Короленко, и роман П. И. Мельникова-Печерского «В лесах»...

Наряду с эрудицией популяризатору необходима четкость мировоззрения, высокая гражданственность. Хранящаяся в архиве ученого рукопись неопубликованной монографии, посвященной исследованию научного и общественного значения творчества К. А. Тимирязева, которого Завадовский считал своим учителем, открывается принципиальным замечанием: «В своей глубокой и разносторонней деятельности ученого и общественника К. А. Тимирязев неоднократно затрагивал и освещал вопросы не только итогов и достижений науки своего времени, но и перспективы ее дальнейшего развития. В этом отношении нет другого ученого-естествоиспытателя дореволюционных лет, мысли и прогнозы которого были бы так неизменно пронизаны мотивами общественного значения науки...».

В одной из глав этой монографии анализируется деятельность Тимирязева как популяризатора науки и приводится текст рукописной записки выдающегося естествоиспытателя и дарвиниста, найденной в его научных материалах сотрудниками Б. М. Завадовского. Чтобы убедиться, как близки мысли К. А. Тимирязева о методике чтения публичных лекций к тем, которые пропагандировал и осуществлял в своей работе его идейный ученик, приведем эту записку «О способе преподавания» полностью. «Способ преподавания. Догматический или исторический? Объективный или субъективный? Не говоря уже о недостатке, присущем догматическому изложению, недостатку, заключающемуся в том, что истины науки преподаются без указания на их относительную ценность, так что впоследствии многому приходится переучиваться, а известно, как это трудно — метод исторический имеет то преимущество, что выставляет науку в ее истинном свете, как творчество рук человеческих, следовательно, как нечто изменчивое, и, следовательно, способное совершенствоваться, а не как законченное, завершенное, неоспоримое целое, вышедшее во всеоружии, как Минерва из головы Юпитера.

Подобное изложение важно для обоих разрядов слушателей, которых преподаватель должен иметь в виду, — для одних наука нужна как метод, как школа логики мышления, как орудие для развития мышления, для них важно не что и как (слова Кювье), для них, повторяю, ничто не может быть так назидательно, как повесть тех усилий, тех побед, которые одерживал, тех поражений, которые претерпевал человеческий ум в своих попытках разоблачить природу. Для другой части слушателей, для тех, кто наметил впоследствии быть деятелем на этом поприще, так же важно видеть изнанку науки, видеть относительность всех ее приобретений; рядом с тем, что сделано, видеть, что еще остается сделать или потому, что упущено, или потому, что не поддается ни на какие усилия. Важно раскрыть то поприще, на котором могут найти применение их мысли, их труд. Но само собой понятно, что историческое изложение требует от преподавателя критического отношения к предмету: необходимо отличать крупное от мелкого. В этом критическом отношении заключается главная деятельность преподавателя, собственная опытность доставляет ему особое чутье при ведении работы. Из сказанного уже явствует, что преподавание должно быть субъективное, а не объективное. Преподаватель должен относиться к предмету как художник, а не как фотограф, он не может, не должен опускаться до роли простого передаточного акустического снаряда, передающего устно почерпнутое из книг. Все сообщаемое им должно быть им воспринято, переработано, войти в плоть и в кровь и явиться как бы самобытным продуктом. Обыкновенно под объективным разумеется бесстрастное (трезвое), скептическое отношение, под субъективным какое-то ослепление теоретическое. Это неверно. Для избежания одностороннего ослепления нужно другое качество — честность. Да, учитель прежде всего должен быть честный человек. Какая великая честность должна руководить человеком, чтобы он во всякий данный момент готов был отказаться от заветной идеи, сжечь то, чему поклонялся, поклоняться тому, что сжигал, — остановиться перед одной неблагоприятной цифрой, которая стоит между ним и ею, употребив все усилия, чтобы осилить препятствия, наконец, признать себя побежденным. С своей стороны преподаватель, как и гражданин, должен всегда помнить, что от него требуют не только правду, но всю правду и ничего, если не правду. И так, тогда по моему мнению метод преподавания должен быть историческим и критическим и по тому самому необходимо субъективным, что не мешает ему быть скептическим и честным».

Следует еще раз подчеркнуть, что эти строчки К. А. Тимирязева рукописные, не предназначавшиеся в таком их виде для печати. Но сама литературная негладкость их ценна тем, что несет на себе трудный след взволнованной, заинтересованной в истине, гражданственной мысли.

Наука — не вещь в себе, не отвлеченная мудрость ради мудрости. Добытое ею знание — это орудие, с помощью которого человек преобразует мир.

Достойна особого внимания устремленность ученого к практическому применению результатов научного поиска. Достигнув первых значительных успехов в разработке нового по тем временам направления исследований в Институте нейрогуморальной физиологии, он спустя десятилетие с начала своей научной деятельности преобразовывает институт в лабораторию при Институте животноводства, переориентировав его на решение насущных зоотехнических задач, в первую очередь на разработку проблем управления с помощью гормонов процессами размножения сельскохозяйственных животных. Очень скоро итоги работ лаборатории нашли широкое применение в животноводстве.

Признанием больших научных заслуг Б. М. Завадовского было избрание его в 1935 году действительным членом ВАСХНИЛ.

Тем более естественно и необходимо показывать практические возможности и выходы науки при популяризации ее достижений. «...Самым успешным орудием научной пропаганды является... наука, идущая чуть не на дом земледельца, разыскивающая его в деревне и говорящая ему на вполне доступном языке и в форме, прямо затрагивающей его насущные потребности»11, — писал К. А. Тимирязев в научно-популярной книге «Земледелие и физиология растений». Одна из лучших популярных работ Б. М. Завадовского озаглавлена «Живая природа в руках человека», здесь уже само название выражает творческую задачу науки — познать законы природы, чтобы уметь использовать их в интересах человека, для блага человека.

Не случайно Б. М. Завадовский был последовательным и убежденным дарвинистом. Эволюционная теория Чарлза Дарвина, отринувшая представление о застывшей неизменности органического мира, тем и ценна, что утверждает пластичность жизни и, следовательно, возможность управлять изменениями ее форм, преобразовывать их в нужном для человека направлении.

Взгляды Б. М. Завадовского на методику популяризации естественной науки очень наглядно отразились в организации экспонатов Биологического музея имени К. А. Тимирязева, организованного им в 1922 году сначала при кафедре биологии Коммунистического университета. Очень скоро это учреждение переросло рамки подсобного, обслуживающего непосредственные задачи преподавания в вузе, и стало самостоятельным. Ученый оставался его бессменным директором более четверти века — до 1948 года.

Каждый экспозиционный ряд был здесь своего рода образным конспектом лекции. Очень своеобразным в экспозиции было соседство традиционных для биологических музеев скелетов, чучел и спиртовых препаратов с живыми обитателями аквариумов, клеток и вольер, а также с живыми растениями. Иные из этих представителей животного или растительного мира были подопытными объектами. «Биомузей стремится передать своим посетителям не только и не столько готовые, конечные выводы и обобщения биологической науки, — пояснял смысл такого рода экспозиции Б. М. Завадовский, — но и, по возможности, разъяснить те пути и методы научного исследования, пользуясь которыми наука приходит к своим конечным обобщениям»12. Лекция-экскурсия по залам музея непременно сопровождалась демонстрациями научных приборов в процессе эксперимента, а также доступных и зрелищных опытов по физиологии растений и животных.

Знакомство с материалами из архива ученого, рукописями и ветхими уже, на плохой бумаге первых послереволюционных лет, брошюрами наводит на мысль, что Б. М. Завадовский был не только замечательным популяризатором-практиком. В наследии его хранятся записи интереснейших мыслей по теории популяризации науки.

И потому, может быть, следовало бы глубже, чем в предлагаемых эскизных набросках, изучить и обобщить эту часть наследия Б. М. Завадовского. Безусловно, оценив его с позиций сегодняшнего дня, памятуя об особой сложности дела популяризации, которая обусловлена как непрерывно ускоряющимся развитием самой науки, так и тем, что время изменило и непрерывно изменяет самого слушателя и читателя научно-популярной литературы, который сегодня, конечно же, совершенно иной по уровню образования и широте знаний, чем тот, кому адресовалось устное и печатное слово Бориса Михайловича Завадовского.

 

Статья из сборника: Этюды о лекторах, М., «Знание», 1974.

Составитель Н.Н. Митрофанов.

  • 1. Б. М. 3авадовский. Живая природа в руках человека. М. Сельхозгиз, 1935, стр. 61 — 62.
  • 2. Б. М. Завадовский. Сборник статей по вопросам популяризации естествознания. М., «Красная новь», 1923, стр. 41.
  • 3. К. А. Тимирязев. Наука и демократия. М., Соцэкгиз, 1963, стр. 11.
  • 4. В 1911 году во время студенческой забастовки в Московском университете министр просвещения крайний реакционер Л. А. Кассо исключил из университета несколько тысяч студентов. Этот акт был грубым нарушением университетской автономии. В знак протеста К. А. Тимирязев, П. Н. Лебедев, Н. Д. Белинский, С. А. Чаплыгин, В. И. Вернадский и ряд других крупных ученых подали заявление об увольнении из университета. Вместе с ними университет покинуло около трети преподавательского состава, наиболее прогрессивно настроенные, представлявшие цвет научной мысли.
  • 5. Б. М. Завадовский. Внешкольные биологические экскурсии. М., Госиздат, 1922, стр. 9 — 10.
  • 6. Б. М. Завадовский. Внешкольные биологические экскурсии. М., Госиздат, 1922, стр. 11.
  • 7. Б. М. 3авадовский. Живая природа в руках человека. М. Сельхозгиз, 1935, стр. 15 — 16.
  • 8. Записки Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова, т. 2. М., 1924, стр. 255.
  • 9. Б. М. Завадовский. Программы лекций по биологии. М., Госиздат, 1922, стр. 3.
  • 10. Б. М. Завадовский. Сборник статей по вопросам популяризации естествознания. М., «Красная новь», 1923, стр. 31.
  • 11. К. А. Тимирязев. Избр. соч., в 4-х т., т. 2. М., Сельхозгиз, 1948, стр. 26.
  • 12. Б. М. Завадовский. Путеводитель по государственному биологическому музею им. К. А. Тимирязева, стр. 5.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.