Послушаем, читатель, голос молодого ученого Дмитрия Менделеева. Он доносится к нам из дневника, который ученый вел в 1861 году, как крик души, страстный призыв к справедливости, вызов грубой и невежественной силе.
7 сентября:
Были объявления, воззвания. Начались аресты, молодежь поднимается. Студенты не довольны платой, которую назначили. Крестьяне нигде не хотят подписывать уставные грамоты. Что-то совершится...
Но Менделеев еще читает свои первые лекции и наблюдает своих слушателей.
23 сентября:
Народу много сидело, и, видимо, интересовались несколько чтением. Читал я о законе кратных отношений, паев, законе гомологии... Записывали многие, даже дама одна. Не последняя ли это лекция моя? А первая-то по блеску из всех, которые я до сих пор читал, несомненно первая. Чувствую, что не смущаюсь, что говорю свободно, только тороплюсь, спешу перейти к более интересному, новому, к Жераровой революции...
Услыхал две важные исторические вещи; да, я не сомневаюсь, что исторические: правительство развязало руки стрелять по всем, бить, колоть только соберется скопище. Их не спросят, чего они хотят, и не будут слушать, им только, велят, ударивши три раза в барабан, разойтись по воле начальника военной силы.
Какое хотят оружие, то и употребят, и ответственности никакой. Ужасные дела... Печаль, тоска, омерзение.
И вот он, постыдный день для российского просвещения.
24 сентября:
Был солдат из университета и сообщил, что лекции прекращены с двадцать четвертого числа до объявления. Закрыли университет. Скоро! Сегодня были все у министра. Я, конечно, не пошел. Повестка была... Я не пошел, ибо это официальная явка, каких я не терплю...
Ведь и он, поди, подписывал протоколы о стрельбе...
25 сентября:
История встающей России началась. Этот день запишу и долго буду помнить... А теперь посмотрите, что делают неспособные представители правительства... Они делают все, чтоб из такой демонстрации сделать бунт. Они нагоняют войско, они хотят крови...
Боже мой, какое время пришло: и радуется душа, и видишь, что лучше, дельней становится народ, понимает общие интересы и умеет вести себя как следует: ровно, спокойно. Встал, полный дум о том, что настало время, что многие, и тяжко было за них, погибнут сегодня...
...Опишу все сперва, что видел сам и слушал, потом и то, что узнал — ведь этот день будет интересовать долго, о нем или будут плакать, когда грубая сила одолеет и возьмет верх этот не глупый и не умный, а пошлый приговор умника, или о нем будут радоваться и его петь, когда юное и светлое, прямое и чувствующее возьмет свое. Когда-нибудь да будет это. Теперь прочь всякий ложный страх — пишу все, что знаю, не хочу ничего забыть...
Дмитрий Менделеев лично участвует в студенческих демонстрациях на Невском проспекте.
6 октября:
«Колокол» последний читали — там все предсказано и видно, что история нашего университета так разыгралась отчасти потому, что единовременно совпали три явления: появилось воззвание «К молодому поколению» и «Великоруссам», потом окончательное развитие восстания в Варшаве и, наконец, понудительные статьи «Колокола»...
Идут аресты студентов. Тюрьмы переполнены.
Не знали, куда и девать — в полиции нельзя, а в крепости и «местов нет». Недаром на ее стенах написали недавно: «Петербургский университет»...
12 октября:
Выводят студентов, окруженных огромным количеством солдат, — так что студентов и не видать... Стоящие вблизи студенты «Прощай» кричат, машут платками. Те отвечают тем же. В это время — о срам и мерзость! — ведь и с преступниками позволено прощаться, — наскакивает сперва один взвод, потом другой взвод жандармов — топчет, давит, рубит, окружает. Это дело двух секунд. Трое или четверо — раненых. Недоставало крови — теперь она на них лежит пятном, которого не смоют...
Да, так и было 12 октября, в этот теплый солнечный осенний день, около университета. Неарестованные студенты хлынули к задним воротам проститься с взятыми под стражу товарищами. В воздух взлетали фуражки, подавались знаки платками.
Раздались крики:
— И мы с вами! Отведите и нас в крепость! Кричащих оцепили, солдаты Преображенского полка арестовали и их...
Режут, топчут — их сила физическая велика, наша ничтожна... Жаль — России грозит опять надолго темень, а свет, казалось, стал сиять...
Взволнованный, потрясенный необузданным варварством происходящего, Дмитрий идет к ректору, чтобы подать в отставку. Вручает прошение об отставке приехавшему из-за границы Плетневу, а он не берет.
— Дмитрий Иванович, ведь студенты подумают, что профессора тоже против них!..
14 октября:
Хозяин вдруг говорит, что казак и жандарм ждут — думал, меня возьмут. Я спокоен — пусть берут...
15 октября:
Немного пописал да почитал дома, а потом к Протопоповым — там взбесила меня Анна Михайловна своей защитой полиции — спасибо, что скоро уехала...
27 октября:
Дали солдатам, «сражавшимся» под университетом, по рублю, а полковник флигель-адъютантом сделан...
Дали по рублю... Это за разбитые в кровь, проломленные шашками студенческие головы, за их поломанные судьбы.
Следствие длилось с октября по декабрь. 6 декабря пятерых студентов, признанных наиболее виновными, выслали в дальние губернии под надзор полиции. Из университета исключены тридцать два студента. В их числе был студент юридического факультета будущий писатель-демократ Глеб Успенский.
Это произошло 20 декабря, и в этот же день университет закрыли до пересмотра устава.
Под давлением общественности «просветитель» адмирал Путятин подал в отставку.
Только в 1863 году устав университета был пересмотрен и заменен на более мягкий, который на некоторое время успокоил положение в университете.
Добавить комментарий