Еще в Екатеринбурге Дмитрий Иванович узнал, что вешняя вода в Туре и Тоболе сошла в этом году необычайно рано. Пароходы между Тюменью и Тобольском то и дело садились на мель.
Один из пассажиров на станции Екатеринбург-Первый посоветовал:
— Поверьте моему слову, профессор, вам лучше в Тюмени сесть в тарантас и доехать до Иевлева. Это сто тридцать верст за Тюменью. Там-то уж спокойно сядете на пароход...
Однако Менделеев рассчитывал, что недавно прошедшие дожди подняли уровень в реках и что удастся сесть на пароход па тюменской пристани. Неодолимая сила влекла пожилого ученого в этот дальний путь, и ничто уже не могло его остановить: ни болезнь и возраст, ни мели на водном пути, ни версты и ухабы старинного почтового тракта.
Это было 29 июня 1899 года. Экспедиционный вагон прицепили к почтово-пассажирскому поезду.
Поезд тронулся. Менделеев достал часы: девять часов сорок одна минута вечера, точно по расписанию. Он приник к вагонному окошку и, хотя приближалась ночь и утомлялись глаза, долго вглядывался в пробегающие мимо сибирские деревни, заимки, леса. И допоздна никак не мог уснуть — гулко, учащенно, взволнованно билось сердце.
За ночь и утро миновали Баженово, Богданович, Камышлов, Поклевскую. Холодной дождливой погодой около полудня встретила конечная железнодорожная станция Тюмень. Сам город находился от станции и пристани справа, в стороне, видеть его пришлось только издалека: пароход готовился вот-вот отплыть.
Захватив с собой неразлучный в экспедиции фотоаппарат «Кодак» и дорожный саквояж, Дмитрий Иванович и его служитель Михайло, помогавший ему в дороге, покинули вагон...
Пароход «Фортуна» не спеша, но безостановочно шлепал плицами, сначала плывя по Туре, затем по Тоболу.
Едва вошли в Иртыш, как все пассажиры высыпали па палубу. Вышел и Менделеев — больно и счастливо стукнуло в груди: перед ним во всей красе предстал город его детства Тобольск.
Около десяти вечера пристали. Еще на пароходе ученого приветствовали городские власти. Земляки отвезли его в город и устроили в доме известных в Сибири пароходовладельцев Корниловых — в лучшем здешнем доме. Находился он в нижней части города, недалеко от Иртыша...
Долго длилась беседа за чаем с хозяйкой Феликитатой Васильевной Корниловой. Много было событий, близких по времени и давних, много общих знакомых, ныне живущих и ушедших. Что ни имя — то вспышка памяти из детства и юности.
Утром, по хорошей погоде, Дмитрий Иванович, горя нетерпением, отправился осматривать город. И вот перед ним древняя Алафеевская гора, где спереди красовались здания величественного собора, архиерейского дома и присутственных мест. Кое-что обветшало — как-никак прошло полвека. Но многое осталось так, как это было в детстве и юности: и памятник Ермаку, и старое здание гимназии, и речка Курдюмка, которую мальчишкой когда-то перебегал, спеша на занятия. Кое-какие приметы нового все-таки появились — новое здание гимназии, городские бани, казармы на выезде из города. Заинтересовал Тобольский музей. В нем просвещённые земляки собрали образцы исторических и естественных богатств огромного края. Познакомился Дмитрий Иванович с местными и заезжими общественными деятелями. Наиболее интересными собеседниками показались губернский агроном Николай Лукич Скалозубов и доцент Казанского университета Андрей Яковлевич Гордягин — ученые с аналитическим складом ума, неутомимые практики, от которых много узнал о теперешней Сибири. А чиновник по переселенческим делам Сергей Петрович Кафка поведал о хозяйственном освоении тобольской земли.
В самый разгар беседы явился к Менделееву неожиданный гость — здешний промышленник, владелец винного, мукомольного и конного заводов Александр Андрианович Сыромятников, семью которого он знал в детстве.
— Я, — начал Сыромятников, — явился к вам, ваше превосходительство...
— Позвольте, позвольте, — перебил его Менделеев, — меня зовут Дмитрий Иванович, так будет удобнее.
— Я явился, Дмитрий Иванович, предложить вам посетить Аремзянское, места, где протекало ваше детство.
— Весьма, весьма вам благодарен за ваше предложение, лукаво отвечал Менделеев. — Но будь мне, как вам, сорок семь лет, дело другое, а сейчас мне уже шестьдесят шесть лет, тяжело — да и погода какая! Я думаю, на Коноваловку сейчас не подымешься!
— Дожди начались еще недавно, и дорога не успела еще испортиться. Погода проясняется, — возражал Сыромятников. — И как только будете иметь свободное время, предупредите меня за два часа до выезда. Я пришлю вам лошадей и вместе с вами весьма рад буду съездить...
Все в том же нетерпении Дмитрий Иванович заехал на Тюменскую улицу, где стоял уютный дом детства. Грусть пеленой застлала глаза — родного дома не было: он сгорел несколько лет назад. Выросла на его месте густая трава, и мирно паслись тут две коровы.
А вокруг все, как прежде, — вдалеке Алафеевская гора и Панин бугор, где гимназисты, бывало, по окончании учебы в июне жгли ненавистный учебник латинского языка, торжествуя конец «латинских мучений».
И дощатые тротуары, и размякшие от прошедших дождей улицы — все памятные, до боли знакомые приметы детства, признаки родины...
Не выдержал уже на следующее утро: отправил Сыромятникову визитную карточку с надписью, что готов ехать.
И вот уже по солнечному дню тройка лошадей бодро вынесла седоков из города. Тарантас, покачиваясь на рытвинах, помчался к северу. В тарантасе четверо — Менделеев, Сыромятников, Михайло и младший делопроизводитель губернского управления государственными имуществами губернский секретарь Иван Константинович Уссаковский, которого Сыромятников пригласил снять на фотографическую карточку такое выдающееся в истории сих мест событие...
Село Аремзянское узналось издалека по высокой деревянной церкви, построенной когда-то еще Марией Дмитриевной Менделеевой, и поодаль находились строения стеклянной фабрики, которой давно уже нет.
Путешественники спустились с горы, около полуверсты проехали речной долиной. Когда колеса простучали по мосту, вдруг послышался торжественный, явно встречный, колокольный звон и путники увидели около церкви большую толпу местных жителей.
Знакомые до трепета в груди родные тропинки... Уютные, поросшие травой полупесчаные склоны Аремзянской горы... Навстречу ему шла толпа крестьян, неся хлеб-соль. Слышались радостные приветственные возгласы... Дмитрий Иванович медленно встал на колени и припал соленой щекой к влажной земле...
Добавить комментарий