5.

В 1842 г. астрономы европейских стран могли с удобством наблюдать солнечное затмение: утром 8 июля полоса полной фазы прошла через множество населенных пунктов в Италии, Франции, Австрии, России, в том числе и через места расположения обсерваторий, как, например, в Милане и в Вене. Пулковская обсерватория, начавшая свою деятельность всего на три года раньше этого события, выслала небольшую экспедицию в Липецк1; директор ее В. Я. Струве выразил пожелание об организации наблюдений в Пензе, где продолжительность полной фазы была значительная — около трех минут. Для этих наблюдений в Пензу направились из Казани профессора Лобачевский и Кнорр вместе с 22-летним астрономом-наблюдателем Казанской обсерватории М. В. Ляпуновым2.

В те времена еще не были раскрыты основные элементы физики Солнца. Наблюдая затмения, астрономы не понимали, нужно ли считать протуберанцы (эти «красные горы», как иногда говорили) образованиями, принадлежащими Солнцу или Луне; им было далеко не ясно, что представляет собой солнечная корона: «Как истолковать происхождение светлого кольца вокруг солнца? Составляется ли венец этот собственно вокруг солнца, или вокруг луны, или гораздо ближе к нам, в нашей атмосфере?» — таковы главные вопросы, которые ставит Лобачевский в его весьма подробном и развернутом «Отчете о полном солнечном затмении в Пензе 26 июня ст. ст. 1842 г.»3. Лобачевский начинает этот отчет с описаний подготовки к наблюдениям в Пензе и самих наблюдений. Погода им не благоприятствовала; во время полной фазы Солнце было покрыто легкой завесой облаков. Тем не менее впечатление осталось грандиозное: «На месте дневного светила, когда последний его луч исчез, явился темный круг, как бы само Солнце, но теперь уже черное, стояло на небе. В трепетном ожидании чего-то неизвестного, в торопливом желании все видеть, с опасением чего-нибудь не заметить, стояли мы, зрители, среди призраков во мраке, с обращенным взором к потухшему Солнцу, как обвороженные, постигнутые страхом и беспокойством, вдохновенные чувством возвышенным и торжественным»4.

От этих непосредственных впечатлений, для которых он нашел здесь проникновенные слова, Лобачевский приступает к изложению описаний старинных наблюдений, начиная с затмения 1567 г.5; он сообщает различные попытки объяснить наблюдаемые явления и высказывает собственные соображения, полные глубоких мыслей о сущности физических теорий и, в частности, о трудностях, с которыми сталкивается теория света.

Одно из этих мест мы приведем здесь6. «Систему волнений [волновую теорию] нельзя справедливо называть теорией, а только выражением тех явлений, которые желают объяснить. Истинная теория должна заключаться в одном простом, единственном начале, откуда движение берется как необходимое следствие, со всем своим разнообразием. Еще Пуассон в письме к Френелю («Апп. de Ch. et de Ph.», 1823, стр. 170) заметил несообразности, как скоро хотим идти далее тех случаев, к которым теория волнений приспособлена. Говорить о волнах значит основывать все суждение на том, что в строгом смысле не существует, подобно тому, как мы говорим о линиях и поверхностях, тогда как в природе находятся только тела7. Теория волнений представляет верно некоторые законы в явлениях света, но не дает еще понятия, в чем существенность заключается...». Несколькими строками далее у Лобачевского содержится та любопытная, — правда, выраженная в очень общей форме, — попытка объединить эмиссионную и волновую теорию света, которую отметил академик С. И. Вавилов в своей книге о Ньютоне8.

Однако все это относится уже к истории физики и не подлежит развитию в настоящем сообщении.

• 1. Отчет об этих наблюдениях имеется в «Astron. Nachrichten», Bd. 20, 1843, S. 227 (Липецк), S. 73 (Дубно), S. 355 (Семипалатинск).
• 2. Документы, относящиеся к казанской экспедиции, приведены в книге Л. Б. Модзалевского, стр. 439, 444, 447, 457, 459. О Михаиле Васильевиче Ляпунове (1820 — 1868), отце знаменитого математика Александра Михайловича Ляпунова, см. у Модзалевского, стр. 758.
• 3. Этот отчет напечатан впервые в «Ученых записках Казанского университета», 1842, кн. III, стр. 51 — 83; перепечатан в книге Модзалевского, стр. 463 — 478; он написан Лобачевским дважды. «Теперь я принимаюсь, — говорит он, — уже в другой раз за свой отчет о поездке в Пензу. Первый мой опыт сделался добычей пламени в несчастный для Казани день 24 августа». (Об этом страшном пожаре см.: В. Ф. Каган. Лобачевский. Изд. 2-е, стр. 283.)
• 4. Л. Б. Модзалевский, ук. соч., стр. 465.
• 5. Для сопоставления отчета Лобачевского с различными взглядами на явления, наблюдаемые при затмении в 50-х годах XIX в., интересно прочитать в книге Arago. Astronomie Populaire, 1859, v. 3, главы о протуберанцах и о короне (XIII и XIV).
• 6. Л. Б. Модзалевский, ук. соч., стр. 474.
• 7. В «Новых началах геометрии» Лобачевский высказывал еще более общие соображения, которые считаем уместным здесь отметить: «В природе мы познаем собственно только движение, без которого чувственные впечатления невозможны» (Изд. под ред. Д. Синцова, Харьков, 1912, стр. 13).
• 8. С. И. Вавилов. Исаак Ньютон. Изд. 2-е, 1945, стр. 79.