Так в чем же, наконец, важность и смысл для астрономии тех построений Лобачевского, о которых говорилось в нашем докладе?

Та геометрия, т. е. соотношения между отрезками и углами, которые фактически имеют место в наблюдаемом мире, в космосе, те ли они самые, которые человечество тысячелетиями усваивало в обычной геометрической системе? Вот вопрос, которого до Лобачевского никто не решал, пожалуй, даже и не ставил. А то единственное, что сделал в этом направлении Гаусс в его исследовании треугольника, взятого из геодезических триангуляции, не привело, как мы видели, ни к каким результатам.

Лобачевский вывел геометрию на иные просторы и первый сформулировал эту проблему во всей ее общности: совпадает ли обычная геометрия с той, которая действует на безмерных расстояниях космоса? И он нашел ответ в виде двух положений. Первое: это совпадение отнюдь не обязательно,  потому что  наряду с обычной геометрией имеет такое же право на космическую значимость и та система геометрии, которую он раскрыл перед человечеством. Второе: даже в грандиозных протяжениях Вселенной, в пределах звездной системы и на расстоянии ближайших звезд, обычная геометрия почти сливается с его собственной  геометрической   системой.  Дефекты  треугольников, как он показал, еще очень малы; поэтому методами измерения звездных параллаксов вопрос не решается. Это стало для него очевидным, и в этом смысл его слов: находится в природе построенная им система геометрии или нет, «никто доказать не в состоянии». Но он не сказал, что решения нельзя будет найти иными путями, и в других своих работах высказал даже  убеждение в том, что в «нашем уме  не может быть никакого противоречия, когда мы допускаем, что некоторые силы в природе следуют одной,  другие — своей особой геометрии»1. Поэтому мы можем лишь утверждать, что после Лобачевского вопрос об истинной геометрии физического мира остался открытым; он только вселил в мыслящее человечество законные сомнения по этой капитальной проблеме2.

Но с этого момента в истории человеческой мысли началась новая эпоха, и для астрономии было создано положение науки, могущей сказать свое слово и участвовать в решении этих фундаментальных вопросов человеческого знания. Вот почему Лобачевский — астроном. И семена сомнения, посеянные им, никогда уже не исчезали из астрономии. Не останавливаясь здесь на многих интересных моментах3, я хочу только напомнить, какое волнение охватило научные круги в 20-х годах нашего века, когда от результатов астрономических экспедиций, посланных в Собраль (в Бразилии) для наблюдения полного солнечного затмения 29 мая 1919 г., ожидали ответа на вопрос: какова геометрия в поле тяготения вокруг Солнца — обыкновенная или некоторая иная; и когда, по-видимому, было окончательно решено, что иная.

Кто же первый провозвестник этой новой доктрины, первый глашатай того высокого и всеобщего учения, которое показало нам, что материя — отнюдь не гость в бесконечных пустынях пространства, но что ею творится и самая геометрия мира4. Мне думается, мы вправе признать, что этим провозвестником был Лобачевский, несмотря на то, что он шел другими, существенно более простыми и скромными путями, и иначе не мог идти в его эпоху. Вот почему я решаюсь повторить: Лобачевский — великий астроном. Вот почему из бездонных глубин его мысли человечество еще долго будет черпать силы к построению науки о мире и о природе. Для нас же, в нашем служении советской науке, он весь остается воплощенным в том призыве, который он привел в своей «Речи о воспитании»5 и который повторил однажды Владимир Андреевич Стеклов6, — все на ту же тему о конечном торжестве человеческого разума. Ибо Лобачевский писал 120 лет назад:

«Спрашивайте природу: она хранит все истины и на вопросы ваши будет отвечать вам непременно и удовлетворительно».

 

  • 1. «Новые начала геометрии», изд. Д. Синцова, Харьков, 1912, стр. 13.
  • 2. С этой точки зрения теряют свою остроту слова П. С. Александрова в его статье о Лобачевском («Люди русской науки», т. 1, 1948, стр. 95): «Вопрос о том, какая геометрия осуществляется в физическом мире, не имеет того непосредственного наивного смысла, который ему придавался во времена Лобачевского».
  • 3. Особенно интересна статья: К. Schwarzschild. Über das zulässige Krümmungsmaass des Raumes (Шварцшильд. О допустимой кривизне пространства), помещенная в «V. J. S. d. Astr. Ges.», Bd. 35, 1900, S. 337.
  • 4. По всей проблематике, связанной с так называемой общей теорией относительности, мы придерживаемся принципиальных концепций академика В. А. Фока, изложенных, между прочим, в его общедоступной статье «Система Коперника и система Птолемея в свете общей теории относительности» (в сборнике «Николай Коперник», Изд-во АН СССР, 1947, стр. 180 — 186).
  • 5. См. Л. Б. Модзалевский, ук. соч., стр. 323.
  • 6. В. А. Стеклов. Теория и практика в исследованиях П. Л. Чебышева. Изд-во АН СССР, 1921, стр. 19.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.