Жизнь ценится не за длину, а за содержание.
Луций Анней Сенека
Портрет этого человека я увидел в кабинете С. В. Вонсовского в Институте физики металлов, когда впервые пришел туда. Высокий, обнаженный ранней лысиной лоб, крупные уши и губы, большие, внимательные и грустные глаза под сильными стеклами очков в тоненькой металлической оправе. Уверенностью, умом, открытой доброжелательностью веяло от него. И — скрытым трагизмом.
Лицо это поразило меня.
Спустя много лет в журнале «Квант», который одно время выписывал мой сын, я прочту у академика В. А. Фабриканта в его статье о Леониде Исааковиче Мандельштаме следующее:
«Вскоре в МГУ начались знаменитые мандельштамовские семинары. Студент-старшекурсник С. Шубин, ставший потом видным физиком-теоретиком... посоветовал мне ходить на эти семинары. Он сказал: «Поначалу ты мало что будешь понимать, но зато почувствуешь дух настоящей физики».
А еще через какое-то время, открыв грандиозный труд Вонсовского «Магнетизм», я увижу на титульном листе посвящение:
«Светлой памяти С. П. Шубина, учителя и друга».
Кто же этот человек, впитавший в себя и несущий своим товарищам-друзьям «дух настоящей физики», человек, которому академик Вонсовский посвятил главный труд своей жизни?
Семен Шубин был сыном профессионального революционера и журналиста Петра Виленского (Шубин — это партийная кличка, ставшая со временем фамилией), не раз выезжавшего по заданию партии за границу, в том числе в США, а в обычное время работавшего под руководством О. В. Куусинена в исполкоме Коммунистического Интернационала.
Обстановка высокой культуры, царившая в семье Шубиных, позволила среднему сыну Семену чрезвычайно рано проявить свои исключительные способности. Чудо-дети, вундеркинды не редкость для талантливого русского народа. К сожалению, часть их, опьяненная легкостью познания, избалованная близкими, не приученная к упорному труду, мелькает пустоцветами. Но при верной направленности выходят из них и замечательные личности. Например, Грибоедов и Добролюбов в прошлом веке. Или герои века нынешнего — знаменитые физики Л. Д. Ландау и Н. Н. Боголюбов, погодок Шубина, который, в порядке исключения учась в университете, уже в 14 лет напишет свои первые оригинальные научные статьи!
Семен Шубин поступит в МГУ тоже в 14 лет. И тоже в порядке исключения. Вот тогда он и стал заниматься в семинаре Мандельштама и вовлекать в него, по общительному, горячему своему характеру, других студентов. Девятнадцати лет, заканчивая университет, он пишет дипломную работу по теории возмущений колебательных систем, которую высоко оценили специалисты. Она по своему содержанию значительно превосходила уровень дипломных работ по теоретической физике, и его руководитель Л. И. Мандельштам просит ректорат университета (опять в порядке исключения), благодаря «склонности т. Шубина к теоретической физике, исключительным математическим способностям и большому таланту», зачислить его аспирантом на физический факультет. И 19-летний вчерашний студент оказывается в замечательном обществе выдающихся физиков — Николая Дмитриевича Папалекси, Игоря Евгеньевича Тамма, Александра Александровича Андронова, Михаила Александровича Леонтовича, Александра Александровича Витта и других. Тогда вместе с колоссальным ростом научного диапазона и выработались те высочайшие критерии, которыми он руководствовался потом всю свою недолгую жизнь в науке. Воспиталась упрямая работоспособность, постоянная привычка «двигать мозгами». Тогда-то он и пишет — один и в соавторстве с Таммом и Виттом — свои первые оригинальные и пионерские статьи. Но большинство из них опубликовать не успевает.
В конце 20-х годов он оказывается далеко от Москвы.
Жизнь в захолустном городке Ишиме для горящего идеями ученого и вообще для общительного и умного юноши была, конечно, предельно тяжела. В 29-м году когда развертывается строительство Магнитогорского комбината, он едет туда добровольцем. Ясно, лучше бы в Москву, заниматься любимой физикой, но раз нельзя — тогда надо быть вместе со временем и народом:
Из края в край, из града в град
Могучий вихрь людей метет,
И рад ли ты, или не рад,
Не спросит он... Вперед, вперед!
Ф. И. Тютчев
Он работает сперва в бригаде строителей, затем, чтоб не плесневели мозги, редактирует газету на одном из участков строительства, где близко сходится, а потом дружит с молодым уральским поэтом Павлом Хорунжим. Он самоотверженно ухаживал за Семеном Шубиным, когда тот болел тифом. И по существу спас его. Благодаря их дружбе, с детства жившая в Шубине любовь к поэзии, к великому русскому слову превращается в страсть. Он мог цитировать стихи без конца — Блока, Маяковского, а «Маленькие трагедии» и «Евгения Онегина» Пушкина знал наизусть. И в тяжелые дни поддерживал чтением стихов и себя, и товарищей своих...
Капиталистический мир не верил в грандиозные планы русских, даже насмехался над «фантазерами», решившими в глухой южноуральской степи воздвигнуть мировой металлургический гигант. Но они, коммунисты и комсомольцы тех лет, верили и — построили.
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Ф. И. Тютчев
В 30-м году, когда Шубин со своими ребятами–бетонщиками упорно работает на стройке, еле добираясь ночами до барака-времянки, в солидном журнале «Прикладная физика» выходит его первая, написанная несколько лет назад на основе дипломной работы статья «Некоторые проблемы теории возмущений линейных колебательных систем», которую он дарит весьма ошарашенному этим названием знакомому поэту. А в 31-м, когда он в больничном бараке, на грани жизни и смерти, метался в сыпном тифу, появляются, знаменуя физическому миру рождение нового яркого теоретика, в одном номере «Журнала экспериментальной и теоретической физики» (ЖЭТФ) сразу две его статьи: «О тонах мембраны, закрепленной в конечном числе точек» и «Классический аналог дираковской теории излучения». И тут же — совместно с И. Е. Таммом — третья статья о фотоэффекте в металлах в немецком «Zeitschrift für Physik».
Вот это было начало!
Но статьи свои он прочтет, когда встанет с больничной койки. Встанет, потеряв навечно свои кудри, но не утратив ни темперамента, ни зоркости ума. Летом 1932 года Яков Григорьевич Дорфман, заместитель по науке директора Уралфизтеха, обративший внимание на оригинальные работы до сей поры неизвестного ему С. П. Шубина, навел о нем справки и нагрянул к своему молодому директору:
— Михаил Николаевич, мы с ног сбились в поисках начальника теоретической группы для нашего института. Ищем в столицах, среди уже маститых. Он же, оказывается, есть на самом Урале...
Они пишут письмо в Магнитогорск, и только что «оклемавшийся» от тифа Шубин на последние деньги шлет телеграмму-молнию: «Согласен точка Выезжаю Ленинград восклицательный знак».
Приказ от 14 декабря 1932 года по УралФТИ:
«Определить зарплату начальнику бригады магнитных явлений Янусу Р. И. в размере 325 рублей, зачислить Дрожжину В. И. в бригаду магнитных явлений препаратором с окладом 125 рублей, зачислить Тамма И. Е. консультантом УралФТИ с окладом 300 руб...» И последним, четвертым параграфом этого приказа был следующий: «Зачислить Шубина С. П. начальником теоретической группы с окладом 350 рублей с 9.9 с. г. Директор М. Михеев».
И начинается короткий, всего пять с половиной лет, но блестящий период научной и общественной деятельности Семена Петровича Шубина. Период, связанный с Уралфизтехом.
Он написал лишь 18 статей, в большинстве коротких (3 — 5 страниц), зато опубликованных в самых авторитетных советских и зарубежных физических изданиях.
— Это как один-единственный сборник талантливых стихов. Ну, предположим, Шелли, — сказал я в беседе с Вонсовским. — Небольшая книжечка, в которой проявились огромная душа и необъятный ум.
Сергей Васильевич как будто согласился, но немного подумал и вдруг возразил:
— Почему Шелли? В нашей русской поэзии есть лучший аналог. Более, что ли, точный. Федор Иванович Тютчев. Ибо Семен Петрович был не просто физик, как Тютчев не только поэт. Они — философы. Конечно, каждый в своей области и в своих пределах.
Это сравнение, при всей его относительности, поразило меня. Поразило, как и шубинский портрет. И тогда я окончательно решил, что просто не имею права не написать о «моих» физиках!..
Итак, первый цикл работ Шубина посвящен классической теории колебаний. Эти работы развивают дальше теорию знаменитого английского физика барона Джона Рэлея, отличаются большой математической строгостью, и решения в них доведены до степени, позволяющей использовать их в конкретных задачах.
Годы юности наших героев — время возникновения и бурного развития квантовой механики. Поэтому естественно, что Шубин тоже работает в этой области — применительно к теории металлов. Его ранние статьи: «К теории фотоэффекта в металлах» (она значительно превосходила предшествующие работы Венцеля и Фрейлиха на эту тему), «О полосе прозрачности в серебре» и «К теории жидких металлов» — были своеобразными маяками для молодых физиков УралФТИ — М. М. Носкова, М. Г. Черниховского, М. Н. Сергеева. А последний и главный труд его жизни — создание многоэлектронной полярной модели металлов — до сих пор стоит на вооружении физиков-теоретиков.
(Физическая модель — это приближенное описание явления или объекта, его схема, пренебрегающая деталями и учитывающая только главные, определяющие его факторы. Умение пренебречь несущественными деталями и выделить в явлении главное — черта, отличающая истинно большого ученого-физика. Непревзойденным мастером создания моделей был Л. Д. Ландау. Образно говоря, создать удачную физическую модель — все равно что отвалить от скалы физики целую глыбу. Труд, который под силу только большому таланту. А армия теоретиков потом наваливается на эту глыбу, дробит ее на куски, обрабатывает, шлифует, пускает в дело и, наконец, подметает ненужные отходы... По своему назначению категория физической модели не отличается от категории модели философской — предположим, модель будущего, модель общества, семьи и т. д.).
Так вот в своих исследованиях — уже совместно с Вонсовским, яркая одаренность и серьезные знания которого сразу привлекли Шубина, — он разработал основные положения полярной модели, дал первые ее конкретные применения. Это были фундаментальные работы: «К электронной теории металлов» и «К теории обменного взаимодействия», — напечатанные с небольшими перерывами в 1934 — 1936 годах сразу на русском, немецком и английском языках, из которых физический мир узнал еще об одном любопытном теоретике — С. В. Вонсовском! А сам Семен Петрович начинает писать монографию по современной квантовой теории твердого тела, она обещала быть значительным явлением в физике. Но, к великому сожалению, осталась незаконченной...
Третья тема, увлекшая Семена Петровича, — физическая статистика. В ней он развивал идеи Ю. А. Круткова и И. Неймана. И, наконец, четвертая — квантовая электродинамика и теория квантовых полей, где он стремился вложить нечто свое в дираковскую теорию электромагнитного поля.
Действительно, завидная широта интересов и поисков. Любопытно, что в эти годы один из учителей Шубина, Игорь Евгеньевич Тамм, подарил ему экземпляр своей знаменитой монографии — учебника «Основы теории электричества» с такой надписью: «Ученому, переросшему своего учителя».
В 25 лет, по сумме опубликованных работ, без защиты С. П. Шубину присваивается звание доктора физико-математических наук. Он стал вторым, после Я. Г. Дорфмана, доктором в молодом УралФТИ.
Но человек необычайно деятельный, он не ограничивался одной научной сферой. С начала и до конца своей жизни на Урале он ведет огромную педагогическую работу — сперва в Уральском физико-механическом институте (впоследствии факультет УПИ), где заведует кафедрой теоретической физики, затем в Уральском госуниверситете.
У себя, в УралФТИ, он организует научный семинар теоретической физики, который, пережив многие бурные годы, благодаря усилиям С. В. Вонсовского и его учеников, продолжает успешно действовать до настоящего времени.
Отношения между этими отличными физиками и людьми сложились наилучшим образом. Сергей Васильевич сразу признал в Семене Петровиче учителя, хотя был всего на два года младше его, а Семен Петрович в Сергее Вонсовском — товарища и полноправного соратника... Как часто люди, занятые творческим трудом, из ложного самолюбия не хотят признавать авторитет своих сверстников: вот еще — учиться у ровни, мы и сами с усами! Они забывают — сравнение опять относительное — опыт Пушкина и Гоголя. Когда Гоголь, не менее, а кое в чем — в сатире, в богатстве фантазии — более, пожалуй, одаренный, с благоговением учился у Пушкина, взяв у него и разработав самые значительные свои сюжеты, ибо учеба у более опытного и мудрого человека, хотя бы и ровесника, еще никого не унизила.
Когда Шубин, стремительный и веселый, озарив всех улыбкой, входил в аудиторию, то и зеленые студенты в институте, и маститые профессора на семинаре попадали под обаяние его громкого голоса, острых шуток, а главное — знаний и логики. Диапазон его чтений, так же как научных поисков, был необычайно широк: квантовая механика, электродинамика, сверхпроводимость — все это на самом высшем научном уровне. Кроме того, курс общей физики, теория упругости, гидродинамика, термодинамика, статистическая физика.
Шубин заразит страстью к преподаванию и Вонсовского. Сергей Васильевич начнет с лекций в Уральском физико-механическом институте, в «Башне Тамары», как звали тогда страшненькое здание, на месте которого сейчас магазин «Синтетика», потом вслед за Шубиным перейдет в Уральский университет, на долгие годы возглавит там кафедру теоретической физики. Много позже Сергей Васильевич напишет: «Я посещал все лекции Шубина, так как при своих командировках в Москву, а он всегда хотел быть в курсе всех новейших открытий, Семен Петрович поручал мне читать лекции вместо него. Сначала это было очень страшно, но потом появился опыт, и все стало на свое место. Я освоился с этой работой и очень полюбил ее. До сих пор, должен признаться, перед лекцией даже по хорошо известному и не раз прочитанному курсу я всегда волнуюсь. Но стоит начать, как волнение проходит само собой. Я и сейчас не бросаю педагогическую работу...» (Вонсовский С. В. Вечная молодость науки).
Так, под руководством Шубина бывшие ленинградские студенты, молодые физики-теоретики проходили окончательную отработку своего образования и, окрепнув, выходили на самостоятельную дорогу. В апреле 1937 года Семен Петрович напишет свою последнюю статью, прочитает последнюю лекцию. Но, даже лишенный возможности работать, он продолжает жить жизнью любимой науки, просит своего друга Сергея Вонсовского составлять ему сводки по новейшим достижениям в физике, что тот и делает.
Через год Семена Петровича не стало. А еще через год отдел теоретической физики в УралФТИ ликвидируют. Но можно ликвидировать все — нельзя ликвидировать благодарную человеческую память. В августе 1958 года всесоюзный журнал «Успехи физических наук» посвятит Шубину персональную статью — четыре страницы убористого текста:
«PERSONALIA». Семен Петрович Шубин (к пятидесятилетию со дня рождения и двадцатилетию со дня смерти).
Статья будет заканчиваться следующими словами:
«С. П. был обаятельным человеком высоких душевных качеств, исключительно тактичный и мягкий в отношении с окружающими его людьми, но вместе с тем необычайно принципиальный и кристально честный во всех своих поступках... Крупное дарование С. П., полученные им за короткий срок важные научные результаты, большая работа по подготовке научных кадров... по созданию школы физики в центре Урала в период организации там новой промышленной базы — все это показывает, что в лице Семена Петровича Шубина мы имели первоклассного советского ученого. Можно только сожалеть, что из-за рано оборвавшейся его яркой жизни, когда ему было всего 30 лет и когда он был полон творческих замыслов и кипучей энергии... он не мог в полной мере отдать нашему народу всего того, что мы вправе были ожидать от его яркого, чудесного дарования».
Подписали эту, пусть запоздалую, но высокую эпитафию ведущие физики-теоретики академики С. В. Вонсовский, М. А. Леонтович, И. Е. Тамм.
А мы, заканчивая рассказ об этом ученом, учителе и борце, снова обратимся к Федору Ивановичу Тютчеву:
Пускай олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто, ратуя, пал, побежденный лишь роком,
Тот вырвал из рук их победный венец.
Но судьбы Шубина и Вонсовского объединило не только высокое служение науке. Дальнейшая личная, семейная жизнь Сергея Васильевича также была связана с Семеном Петровичем и после его смерти. Поэтому скажем, хотя бы кратко, о семье Вонсовского. Ибо домашний климат во многом влияет на общественный кпд человека, особенно человека умственного труда. Эта истина из тех, которые не тускнеют от повторения.
Сергей Васильевич — глава большой дружной семьи, включающей жену Любовь Абрамовну (вдову С. П. Шубина), трех их взрослых детей, которых Сергей Васильевич усыновил еще совсем малышами, и семерых внучат. В число членов семьи входит и вдова брата Сергея Васильевича Николая — Надежда Михайловна, истинная ровесница века: ей недавно исполнилось 80 лет.
Жена, Любовь Абрамовна Шубина, кандидат физико-технических наук, 17 лет проработала в лаборатории Рудольфа Ивановича Януса. Оставив в 1948 году работу, она делит свое время между воспитанием детей (а теперь внуков) и литературной работой: была переводчицей нескольких монографий и сборников, вышедших под редакцией Сергея Васильевича, много помогает ему в его научных и библиографических трудах. Так, только монография «Магнетизм» (1000 страниц!) была ею прокорректирована и перепечатана четыре раза.
Дети — сын Андрей Семенович, кандидат химических наук, заведует группой в УНИХИМе, старшая дочь Татьяна Семеновна — кандидат физико-математических наук, преподает в Уральском университете, младшая дочь Зинаида Семеновна — врач-терапевт. Все они с глубоким уважением и любовью относятся к Сергею Васильевичу, с самого раннего детства заменившему им отца и сделавшему их теми, чем они есть. В традиции семьи собираться по воскресеньям большим, шумным, веселым застольем.
* * *
Однако вернемся в теоретический отдел Уралфизтеха. Дело без времени ушедшего С. П. Шубина в опеке над молодыми уральскими теоретиками взял, вернее, продолжил ленинградец Яков Ильич Френкель, в юности бывший наркомом просвещения Крымской Советской Республики, а в науке известный как автор — вместе с Феликсом Блохом и Львом Ландау — одноэлектронной зонной модели твердого тела. Будучи ведущим теоретиком ЛенФТИ, он одновременно многие годы являлся научным консультантом Уралфизтеха. Часто наезжая в Свердловск, он восстановил шубинские семинары, поддержал уральцев в трудные минуты. Хотя сам, несмотря на огромный авторитет среди наших и зарубежных физиков и фундаментальные свои открытия, принадлежал с точки зрения ортодоксов к разряду неудачников: в академики его так и не выдвинули. Он был только членом-корреспондентом.
На Якова Ильича вечно нападали «блюстители серьезной науки», обвиняя то в идеализме, то в необоснованных фантазиях. Но он никогда не впадал в уныние — вечно был в поисках и учил ребят, нараспашку отдавая себя и свои идеи ученикам, сам (бессребреник!) часто не успевая довести до конца, математически оформить свои прозрения.
А по ночам он — как большинство ученых, поклонник музыки — вдохновенно играл на скрипке...
— Однажды, — вспоминает академик Вонсовский, — я пригласил его и своих друзей к себе. Народу набилось полно. Якова Ильича, ясно, посадили во главу стола. И тут, в разгар пира, его позвали к телефону. Так он из-за тесноты, чтоб не поднимать всю компанию, как заправский канатоходец, прошел к телефону... по спинкам стульев! О себе он не думал, но о других заботился всегда. Он помог нам — Мише Сергееву, Адриану Смирнову, мне — сдать кандидатские экзамены в Ленинградском политехническом институте. Так же не без его содействия я защитил в тридцать девятом, очень тяжелом для меня году кандидатскую диссертацию. А через четыре года, уже в войну, в Казани, тоже при его активной поддержке мы с Шуром защитили докторские... «Люди уходят, — говорил он, — наука остается. В молодости я тоже был задира, кидался в драки сломя голову. Сейчас стал помудрее — ищу в людях доброе. Стараюсь помочь им, а не ругать. Ведь злой, а особенно несправедливой критикой человека и сломать недолго...»
Сергей Васильевич снял очки, привычно прикусил дужку, задумался.
— Вот такие люди, как Шубин и Френкель, ввели нас в науку, — сказал он. — И я стремлюсь придерживаться их принципов всегда, при всех, даже самых экстремальных обстоятельствах. Искать в людях доброе! Помогать им!
Добавить комментарий