Мы сидели в этой комнате, сначала втроем, но скоро к нам подошли еще трое. Все физики, все на капишник. Меня представили. Всем захотелось принять во мне живейшее участие.
Прежде всего нужно было объяснить, почему хочу писать именно о Капице. Объяснил. Выслушали спокойно, не перебивали. Иногда покашливали, при этом смотрели в пол. Всегда так. Когда говоришь с композиторами о законах контрапункта, с крестьянами о видах на урожай, с физиками о физике, — все они смотрят в пол. Врожденная профессиональная вежливость. На всякий случай.
Когда я кончил, физики сказали:
— Пожалуй, действительно Капица достойная фигура в общечеловеческом смысле. Он не только большой физик, он — личность.
— И очень остроумный.
— Тут надо сказать, ему много приписывают, чего он и не говорил.
— Допустим.
— Не допустим, а точно.
— Действительно, если бы выбирали десять самых остроумных людей страны, нечто вроде национальной сборной по остроумию, Петра Леонидовича можно было назначить бессменным старшим тренером.
— Для полевого игрока годы не те?
— Не скажи. Все засмеялись.
Меня начали успокаивать, что разговоры о том, будто Капица любит розыгрыш, не совсем основательны. Он — воспитанный человек.
Среди нас был тридцатилетний физик-теоретик, пока не доктор (ВАК еще не утвердил, но по тому, как заботливо прислушивались к нему все присутствующие, было ясно, что скоро утвердит). Теоретик высказал свое мнение. Я записал. Позднее молодой доктор пожелал остаться неизвестным.
Добавить комментарий